Молодость без оговорок
Нет, видимо, все врут календари: такого быть просто не может, потому что Алиса Бруновна выглядит невероятно молодо. Ей, несомненно, известен рецепт вечной молодости. Причем сама Алиса Бруновна на все наши попытки поговорить с ней на эту тему отнекивалась, отшучивалась, явно давая понять, что это ее сугубо личное дело. Тогда питерский обозреватель «Субботы» решил пойти другим путем и побеседовал с мужчинами, которые хорошо знают Алису Бруновну, задав им один вопрос: в чем секрет ее молодости?
8 декабря замечательная петербургская актриса Алиса Бруновна Фрейндлих отметила — вы не поверите! — свой 70-летний юбилей.
Василий Лановой:
— Секрет тут простой: Алиса занимается любимым делом. Она высочайший профессионал, а для профессионала его внешность и физическая форма — рабочий инструмент. Важно еще и то, что она из военного поколения, блокадный ребенок. Я помню, как моя учительница говорила: «Вася, никогда твои дети не будут такими сильными, как ты и твое поколение, потому что у вас за плечами голод, холод, кровь и трагедия». Так оно и получилось с нами, детьми войны и Победы!
Михаил Боярский:
— Эта женщина породистая, голубых кровей и, в отличие от всех «щенков», которые вначале бывают очень симпатичными, а потом как-то быстро скисают, она с годами сохранила и приумножила свою породу. Старость слишком с большим уважением относится к Алисе Бруновне, поэтому и держится от нее на почтительном расстоянии.
Когда-то в институтах благородных девиц, чтобы те не сутулились, девочкам к спине приставляли длинную линейку. У меня ощущение, что Алиса в таком состоянии находится всегда: никогда не расслабляется, не позволяет себе выглядеть неважно, всегда причесана, опрятна, доброжелательна. У нее были и травмы, и болезни, и черные периоды в жизни — все что угодно! — но никто об этом не должен был знать. Алиса Бруновна очень не любит лишнюю светскую болтовню. Она не уподобится нынешним звездам, которые ради рекламы трубят на всю страну о своих диетах. У Алисы на первом месте всегда стоит профессия, которой подчинено все.
От нее никогда не услышишь восклицаний вроде «Ах, сколько мне лет!», она не отмечает своих юбилеев.
В ней чувствуется немецкая кровь, она невероятно педантична, живет без излишеств, без перебора, рационально. Да, она курит, но в последнее время использует мундштук, а раньше непременно отрывала два-три сантиметра от сигареты, которую собиралась закурить. Она умеренна в еде: никогда не увлекалась сладким, мучным, жареным. Насколько мне известно, всегда достаточно внимательно относилась к сну.
При этом Фрейндлих всегда работает много, плодотворно, на износ. Но и это становится плюсом, потому что работа доставляет ей истинное удовольствие, а не беспрестанные мучения. Когда недавно меня спросили: «Вы много играли с Алисой Бруновной. Могли бы вы при определенных обстоятельствах в нее влюбиться?» — я ответил, что никакие обстоятельства не нужны — я всегда ее любил и обожал!
Эдуард Хиль:
— С Алисой мы часто встречаемся, так как живем в Петербурге на одной улице, а вообще знакомы сто лет. Она могла бы стать хорошей камерной исполнительницей. Алиса и поет правильно, и говорит, и мыслит, и живет. Поэтому она так и выглядит прекрасно. Все не на пустом месте появляется, а одно к одному выстраивается.
С ней не только в картине «Служебный роман» произошло чудесное преображение, но и в реальной жизни, когда скромная послевоенная девочка превратилась в блистательную актрису. Из Золушки в королеву! Она народная артистка, кумир, суперзвезда, почетный гражданин Санкт-Петербурга, но для меня важно то, что Алиса по-прежнему все так же скромна. Одевается подчеркнуто неброско, скромно ведет себя на сцене, в свою личную жизнь не пускает людей посторонних. Она загадочна и красива.
Сергей Осинцев, меценат и продюсер:
— В 50 лет в спектакле «Малыш и Карлсон» она играла Малыша. В 60 в спектакле «Этот пылкий влюбленный» — 25-летнюю барменшу. Невероятно, но факт: она и в реальной жизни сумела преодолеть барьер времени, исполнив мечту каждой женщины — остаться молодой. В юности ее мама отправляла Алису на каждое лето в Грузию, к родственникам. Там она дышала горным воздухом, пила грузинское вино, слушала грузинские народные песни и невольно питалась традициями этого удивительного края, одна из которых — долгожительство. И по сей день, услышав грузинские мелодии, Алиса может расплакаться.
Рудольф Фурманов, актер и продюсер, руководитель театра «Русская антреприза»:
— Я счастлив тем, что дружу с Алисой Бруновной уже больше двадцати лет. Это очень добрый и щедрый человек. После своих гастрольных поездок она, совершенно не афишируя этот факт, отдает деньги в благотворительный фонд БДТ, помогает многим актерам. И не только им, но и костюмерам, гардеробщицам и другим людям театра, чьи зарплаты мизерны. Я глубоко убежден, что люди, творящие добро не ради показухи, а по внутренней духовной потребности, и внешне остаются красивыми и молодыми. А вот злые, завистливые, лживые с годами превращаются в уродцев не только духовных, но и физических.
Олег Басилашвили:
— Талантливые люди всегда выглядят потрясающе, излучают какой-то внутренний свет, который и на внешности отражается. И знаете: я называю Алису «дочка», хотя мы с ней ровесники. Так и говорю ей за кулисами: «Здравствуй, дочка!» Так я ее воспринимаю. Может, никакой загадки здесь нет: просто Алиса не относится к тем женщинам, которые всячески молодятся. Она молода без оговорок.
Алиса ФРЕЙНДЛИХ: «Жить надо было жаднее»
Финал «Служебного романа» и собственную жизнь актриса представляла несколько иначе
— Алиса Бруновна, вы росли в блокадном Ленинграде. Что помнится из детства?
— Абсолютно все, как будто это было вчера. Детская память такая цепкая на что-то яркое и значительное, что иногда вчерашний день помнится хуже, чем какие-то эпизоды из детства. В блокаду нас спасла бабушка. Она была человеком очень дисциплинированным, благодаря этому мы и остались жить на этом свете. Многие, отоварив карточки, сразу съедали весь запас хлеба и потом умирали от голода. Бабушка же выдавала нам по маленькому кусочку 125 граммов на человека в день, по часам, то есть этот кусочек делился на еще меньшие кусочки.
— Наверное, вы потом еще долго не могли наесться?
— До сих пор я начинаю нервничать, если мой холодильник пуст.
— Ваши предки немцы. А вам известно, как они попали в Петербург?
— Предки по бабушкиной линии носили фамилию Зейц. Когда Екатерина организовывала под Питером стекольный завод, то из Германии она пригласила специалистов по этой части. Таким образом они и попали в Россию. А что касается деда Фрейндлиха, то я, честно сказать, даже не знаю. Его родственников сохранилось очень мало. Какие-то боковые ветви мы еще проследили. Так, один из прапрапрадедов был провизором при царском дворе, а другой — садовником Царскосельского парка императорского двора.
— Чувство достоинства было в вас воспитано или вы с ним родились?
— Наверное, я с этим родилась. Но вот для того чтобы сохранить какую-то независимость — на это усилия потребовались.
— Независимость от чего?
— От каких-то нажимов, обстоятельств. Я человек верующий. И когда меня принуждали вступить в партию, я этого не сделала, поскольку это мне казалось несовместимым с верой. Я всегда стараюсь устоять, когда меня понуждают сделать что-то такое, что было бы против моих убеждений.
— Вы лютеранка?
— В детстве меня по секрету от комсомольцев-родителей бабушка крестила в лютеранской церкви. Но поскольку почти все лютеранские церкви были потом закрыты, то мои дети, а потом и внуки были крещены в православие. Перешла в эту веру и я. Так что по крещению я Александра. Однако я не слишком щепетильна на сей счет, так как не очень-то дисциплинированно отношусь к церкви. Если мне надо о чем-то попросить, я, надеясь на энергию благодарения, которой наполнен храм, иду туда. Но в дежурном общении все-таки обхожусь без этого. Я же постоянно нахожусь в общении с Космосом. Но это очень сложная тема...
— У вас был период, когда вас не снимали — считали некиногеничной. Вы тогда переживали?
— Совсем нет, потому что у меня был театр, который всегда был главной моей любовью и страстью. А кинематограф был для меня уже на втором плане. И потом, я же вижу себя в зеркало…
— В одном из интервью вы сказали, что не любите себя в «Служебном романе», раздражаетесь. Это так?
— Я вообще в кино себя не люблю, потому что тут я не властна. Все, что снято в конкретный съемочный день, — это уже не мое, это находится во власти режиссерских ножниц. Есть, конечно, мгновения, которыми я бываю удовлетворена. Но в целом мне кажется, что вот тут немножко недоделано, там немножко не хватает... Что же до «Служебного романа», то он как раз оказался в очень хороших и бережных режиссерских руках. Правда, я там с финалом не согласна, с этой жуткой дракой. (Смеется.) На мой взгляд, так в жизни не бывает. Я говорила об этом Эльдару Александровичу, но он со мной не согласился.
— У вас, вероятно, вся жизнь — это театр и еще раз театр?
— Ну, нет. Иначе где же брать для него топливо? Все-таки жизнь и есть тот самый бункер, из которого черпаются нужные для театра эмоции. Если ты не живешь полноценной жизнью со всеми ее плюсами и минусами, откровениями и страстями, то твой запасник не наполняется, и ты ничего оттуда не вытащишь и ничего не срифмуешь.
— У меня стойкое убеждение, что душой вы по-прежнему молоды…
— «Если бы молодость знала, если бы старость могла...» В этом и заключена главная драма стареющего человека — душа не поспевает за физической оболочкой. Хочется взлететь, а уже не взлетается…
— Все равно не могу, извините, представить вас бабушкой, вяжущей носки и втайне от родителей кормящей внуков сладким.
— Сладости я им втихаря даю. Но носков не вяжу… (Смеется.) Вообще говоря, дочке моей в свое время не очень-то повезло с мамой, поскольку я слишком много работала. Внукам тоже не сильно везет, потому что я еще не вызрела до нормальной бабушки и к тому же очень востребована в театре. Я не слишком много уделяю им времени и внимания, хотя безумно их люблю. Мне кажется, что я еще не доела собственный пирог — не исчерпала все, что могла сделать в профессии. Хотя многого я уже не могу.
— Что вы имеете в виду?
— Премьер же в театре все меньше. К тому же в большинстве пьес интерес драматурга к судьбе героини заканчивается где-то на ее сорокалетнем возрасте. Очень мало пьес, где есть интересные и полноценные возрастные роли. Да и в большом кинематографе не возникает потребности во мне. А в сериалах… У меня был сериал «Женская логика». Были и другие предложения. Однако я их отклонила — уж очень кровавые. (Смеется) .
— Писать воспоминания не собираетесь?
— Ну, не знаю. Папа (знаменитый актер Бруно Фрейндлих. — Прим. авт. )сел за воспоминания, когда ему было уже под восемьдесят. Он долго с этим возился и был страшно увлечен. Но у него была другая ситуация: в районе семидесяти пяти лет папа потерял слух и уже не мог играть...
— Вы хотели бы, чтобы о вас спустя столетие ходили легенды?
— Ну, мне это будет безразлично… (Смеется.) Может быть, это было бы небезынтересно моим потомкам — внукам, правнукам, праправнукам, — как мне небезынтересно, кто были мои предки. Но вообще-то наша актерская профессия дело такое... Я вот порой прихожу в изумление, когда вижу фильм, снятый еще на заре прошлого века. Думаю: боже, какие актеры! А бывает, на иного посмотришь и удивишься: господи, и он владел умами?! Все ведь меняется — эстетические нормы, восприятие, вкусы. И, может быть, лет через пятьдесят люди, посмотрев «Служебный роман», тоже скажут: господи, а почему он был так популярен?!
— Меня поразил Олег Валерьянович Басилашвили, когда во время нашего разговора он сказал: «Я прожил свою жизнь бездарно». Надеюсь, у вас такого ощущения нет?
— Нет. Главная моя ошибка заключалась в том, что я слишком долго жила с ощущением бесконечности жизни. Я думала, что все еще успею, что все впереди. И из-за этого многое упустила. А когда оглянулась, то поняла, что впереди уже совсем ничего нет. Жить надо было жаднее.
— Когда вы это поняли?
— Трудно сказать... Лет десять назад…
Записали: Михаил САДЧИКОВ, Сергей ШАПРАН
Суббота, 30.12.2004 — № 53
