https://www.success.su академия успех вместе личный кабинет.
«Вы снова здесь, изменчивые тени»
В новом спектакле театра имени Ленсовета "Люди и страсти" представлены отрывки из произведений Гете и Лессинга, Шиллера и Гуцкова, Фейхтвангера и Брехта, звучат стихи Гейне. Немецкая классическая литература заговорила с подмостков ленинградской сцены в канун всесоюзного фестиваля драматургии ГДР. Автор сценария и постановщик спектакля И.Владимиров, режиссер Н.Райхштейн обратились к великим писателям Германии разных эпох, к произведениям разных жанров и сумели объединить их в рассказ о человеке, во все времена жаждущем отстоять добро и разум, справедливость, выступающем против рабской покорности обстоятельствам. Спектакль начинается с театрального пролога из "Фауста" Гете. Уже здесь звучит мысль о высоком предназначении театра. Если для практического и грубоватого Директора театра (артист А. Солоницын) успех измеряется в первую очередь популярностью у зрителей, а комический актер — А.Равикович полагает, что жизнь должна быть представлена в ее сиюминутном и забавном течении, то Поэт (артист Б.Кузин) видит в театре возможность к размышлению о проблемах вечных. Эта высокая тема театра подчеркивается и в самом зрительном образе всего спектакля. Художник А.Мелков воздвигает в глубине сцены дощатый помост с потрепанным кожаным занавесом, освобождая просцениум, по углам которого — сколоченные из простых досок черные стулья с готическими спинками, столик, скамейки. А в темных пространствах, уводящих взгляд под самые колосники, — театральные светильники и люстры. Старинный театр? Скорее некий обобщенный образ театра. В золотистом мареве театральных светильников пройдет перед нами жизнь разных эпох, как бы вынесенная на подмостки. И А.Фрейндлих, вместе с М.Боярским ведущая представление, одновременно и лицо театра, и романтический немецкий юноша — поэт в традиционном черно-белом костюме, и наша современница — актриса. Она душа спектакля и воплощение поэзии театра. Фрейндлих откроет спектакль посвящением к "Фаусту", призывая в "дощатый балаган" "изменчивые тени" образов великой драматической поэзии. Она завершит его стихотворением Гейне, печально и строго прощаясь с этими образами, которым были отданы талант и артистическое вдохновение: Рядом с бесстрашным разрушителем религиозных догм философом XVII века Уриэлем Акостой (к сожалению, артист Л.Дьячков играет тут скорее ожесточенность, нежели вдохновение и полет несломленной мысли) в спектакле возникают запуганные обыватели гитлеровского рейха — персонажи "Страха и нищеты в Третьей империи" Брехта (с нескрываемым презрением показывают артисты О.Осипова и Е.Каменецкий супружескую чету, утратившую от страха облик человеческий). А судья Аздак — веселый обжора и выпивоха из пьесы-притчи Б.Брехта и Р.Берлау "Кавказский меловой круг" (монтаж которой составляет вторую часть спектакля), случайно оказавшийся в судейском кресле, тоже не лишен чувства страха. Однако в жестокий час выбора он не предаст человека. Человека в себе. Человека в другом. Его с озорством и грустью прекрасно играет артист А.Равикович. По законам высшей человечности живет и судомойка Груше: она спасает чужого ребенка, отдает ему душу, как если бы он был собственный. При том, что в спектакле отчетлива общая мысль о высоком предназначении человека, она преломляется в каждом отрывке в своем художественном ключе: здесь и фарс, и буффонада, и психологическая драма, и высокая трагедия. Показывая запуганных обывателей Третьего рейха, театр обращается к фарсовым приемам, словно бы отказывая этим людишкам в психологической сложности. В решении "Кавказского мелового круга" режиссура резко подчеркивает элементы народного площадного фарса с откровенной клоунадой в обрисовке иных персонажей. Хотя актриса Л.Леонова — Груше вносит в буффонное прочтение пьесы вполне уместную драматическую ноту. Спектакль, состоящий из столь различной театральной фактуры, производит вполне цельное впечатление, ибо он объединен и общей мыслью, весь пронизан музыкой, которая выявляет отношение театра к событиям и героям. Положенные на музыку Г.Гладкова, стихотворные строки Гете, Гейне, Брехта соединяют стихию проникновенной лирики и разящей, исполненной иронии публицистики. Две роли играет А.Фрейндлих в первой части спектакля — королеву Елизавету из шиллеровской "Марии Стюарт" и Марию-Антуанетту в пьесе Л.Фейхтвангера "Вдова Капет". Это- два резко несходных женских образа, две трагических судьбы. Неразрешимый конфликт переживает Елизавета, какой ее играет Фрейндлих. Конфликт между стремлением уничтожить соперницу и необходимостью быть или хотя бы казаться безупречной женщиной и справедливой королевой. Рядом с хрупкой девочкой Марией (артистка Г.Никулина), исполненной смятения и гнева, Елизавета — Фрейндлих — сама неуязвимость и правота, сама презрительная властность. Но: лишь на первый взгляд. Эту женщину с величавой и жесткой статью снедает ненависть к Марии Стюарт, угрожающей постоянно ее покою, королевскому престижу, самой короне. Ненависть возрастает при мысли, что, подписав смертный приговор Марии, она преступает нравственный закон и уничтожает самое себя — вожделенный образ добродетельной женщины и королевы. И потому Елизавета — Фрейндлих уходит со сцены согбенная, с искаженным лицом, раздавленная своей победой над Марией Стюарт. Ее трагедия в сознании собственного злодейства. И вот другой отрывок. Уже из французской истории. Другая женщина, другой характер, другая трагическая судьба. Мария-Антуанетта побеждена историей. Ее смерть символизирует гибель целой исторической формации. Трагедия Марии-Антуанетты в том, что сам факт ее существования — зло, которое она неспособна осознать. Фрейндлих играет трагедию этого непонимания. За спиной ее, Марии-Антуанетты, сохранившей и в камере смертников всепокоряющую женственность, грацию, достоинств, — целый мир утонченной культуры избранных, возросшей на бесправии и страданиях миллионов. Избранных, убежденных в непререкаемом праве на свое особое положение. И потому справедливые суждения Сен-Жюста, в образе которого Л.Дьячков подчеркивает прежде всего суровую и прямолинейную непреклонность, остаются для Антуанетты-Фрейндлих бездушной догмой, а не реальным голосом истории. Завершается отрывок из "Вдовы Капет" песенкой на стихотворение Гейне "Мария-Антуанетта". В исполнении Фрейндлих в ней слышится не столько саркастическая интонация, присущая Гейне, сколько горькая ирония самой истории над персонажами, сошедшими с ее подмостков. Спектакль "Люди и страсти" не во всех частях ровный. Сцена из "Уриэля Акосты", например, хотя и необходима в контексте идейного замысла, но требует еще серьезной доработки. Марии Стюарт в исполнении талантливой молодой артистки Г.Никулиной недостает трагедийного масштаба шиллеровской героини. А дебютирующая в спектакле безусловно одаренная артистка О.Осипова, играя в эпизоде из "Страха и нищеты" в "Третьей империи" напуганную мещаночку, привносит в фарсовое звучание сцены неуместные мелодраматические нотки. В целом же спектакль — большая и серьезная работа театра со многими актерскими удачами. Не говоря уже о блистательном выступлении А.Фрейндлих, необходимо назвать О.Кагана в роли Бен Акибы, А.Равиковича в роли Аздака и Комического актера, Л.Дьячкова в роли Сен-Жюста и Симона Хахавы. А.Солоницына в роли Директора театра, В.Кузина в роли Поэта и Хромого. Являя собой сложный жанровый сплав, соединяющий средствами современной сцены разнородные литературные произведения, спектакль, несомненно, — новое звено в творческих поисках режиссуры Театра имени Ленсовета. автор Л.Гительман "Ленинградская правда" 22 января 1975 г.
