Время умиления
"Оскар и розовая дама" на Чеховском фестивале
На театральном фестивале имени Чехова случилась первая стоячая овация. Ничуть не опасаясь оказаться плохим пророком, можно загодя предсказать, что точно такая же овация повторится следующей весной, когда начнется фестиваль "Золотая маска": трудно себе даже вообразить, что потрясающей актерской работе Алисы Фрейндлих в моноспектакле театра имени Ленсовета "Оскар и розовая дама" не отыщется места в списке номинантов.
Следует сразу отметить, что пьеса Эрика-Эммануила Шмитта, где Фрейндлих на два голоса разыграла обе заглавные роли, у любого не склонного к экзальтации человека поначалу вызовет нешуточное отторжение. Мелодрамы Шмитта всегда нравились актерам, но, коли говорить всерьез, литература эта копеечная. Грубая поделка для такого ремесла, каким во всю свою многовековую историю оставался театр. По сути, это не что иное, как затрепанная книжка для воскресной школы или инсценированный святочный рассказ, где сентиментальная слезливость навеки срослась с нравоучительной интонацией. Рискнешь составить аннотацию пьесы, уложившись в одну фразу, — многие люди с хорошим вкусом поморщатся: "В канун Рождества в больнице для смертельно больных детей умирает от лейкемии маленький мальчик по имени Оскар, но среди сиделок, которых называют "розовыми дамами" , находится одна — она примиряет его с Богом, и мальчик покидает этот мир умиротворенным, оставив над изголовьем своей кровати надпись "Только Богу дано меня разбудить". Елей, патока, водопроводная сырость. Для маскировки Шмитт, как опытный драмодел, прослаивает свое святочное произведение достаточным количеством юмора, но, сидя в зале, ты все равно поначалу ясно осознаешь: тобой, дружок, манипулируют, поочередно нажимая то на слезные железы, то на "центр удовольствия" — как у лабораторных крыс.
Набоков, как известно, был человеком с безупречным вкусом и именно потому не мог простить Достоевскому мелодраматическую подоплеку его произведений. Ну и на здоровье: Достоевский оставался великим писателем, даже греша против хорошего вкуса. Глупо сравнивать Алису Бруновну с Федором Михайловичем (у последнего, кстати, был свой вариант слезливого святочного рассказа — "Мальчик у Христа на елке"), но в спектакле "Оскар и розовая дама" Фрейндлих совершает нечто такое, что делается ясно: в искусстве есть вещи поважнее хорошего вкуса. Она действует мягко и исподволь — как опытный стратег, не сразу бросающий войска в бой, а потихоньку пробивающий бреши в укреплениях противника. Упорно и уверенно, до той поры, пока не испарится начисто весь твой интеллигентский скепсис и ты не поднимешь лапки кверху: "Сдаюсь, Алиса Бруновна. Вы победили". А победителей, как известно, не судят.
В спектакле Владислава Пази — почти никаких ухищрений, призванных помочь актрисе, оставшейся чуть ли не на три часа один на один с залом. Слева — столик Розовой дамы (а для мальчика она — Розовая мама), где в беспорядке перемешаны письма Оскара, которые он по ее же наущению писал Богу, справа — уголок с игрушками, откуда по мере надобности будут извлекаться необходимые персонажи (так, девочку Пегги Блю, которую паренек полюбил за голубоватый оттенок кожи, обозначит небесно-синий шарик). Чередуя ворчливые басовитые интонации Розовой мамы и пацанячью бесшабашность, актриса фактически обозначит Человека вообще, приговоренного к смерти с момента рождения, и его Заступницу перед Богом, которую в разных традициях принято называть то Notre Dame, то просто Святая Дева. Благодаря ей за 12 дней, оставшихся до Нового года, мальчик проживет в собственном воображении 120 лет долгой жизни и затем отправится на встречу с адресатом. О творческом результате, которого достигает Фрейндлих к финалу спектакля, можно говорить по-разному, но вернее всего, видимо, употребить цитату из "Деяний апостолов": "Слыша это, они умилились сердцем и сказали: что нам делать?" Умиление — это не просто мокрый носовой платок, но и эстетическая категория, почти исчезнувшая из нашей жизни. Отважно пробиваясь к зрительскому сердцу, именно ею оперировал Сергей Женовач, ставя в ГИТИСе своих "Мальчиков". Спектакль Владислава Пази и Алисы Фрейндлих продолжил ту же линию. Настало время умиления?
Газета, 9 июня 2005 года
Глеб Ситковский
