Варвара Владимирова: «Я стала долгожданным, но поздним ребёнком в семье»
Помню, я гостила на даче у дедушки Бруно и наблюдала за тем, как он ходит по своему яблоневому саду, вооружившись смешной палкой с насадкой из разрезанной пластиковой бутылки. Этой хитрой ловушкой дед снимал спелые плоды. Белый налив, антоновка… волшебный аромат витал в воздухе. Каждый год собирали рекордный урожай, из яблок варили мармелад, варенье.
После войны дедушка Бруно разбил на своем участке фантастический сиреневый сад. Кусты были высажены в определенной цветовой гамме — от лилового до бледно-сиреневого, розового и, наконец, белого. Я тоже мечтаю вырастить на своей даче подобную красоту. Кто знает, возможно, внуки тоже запомнят мой сиреневый сад на всю жизнь?..
Дача Бруно Артуровича была необыкновенно уютной и родной — скромный деревянный домик в гористом месте Токсово под Ленинградом. Так как у моих родителей не было собственной дачи (летом они снимали государственные домики в Репине и Комарове), мне нравилось бывать у деда, общаться с родными. В Токсове жила дедушкина дочь от второго брака, Ирина Бруновна, с мужем и сыном Лешей, моим двоюродным братом. Представьте, я была неплохим гостем, потому что именно меня призывали, когда Лешка бунтовал и не желал никого слушать. Я же была для него авторитетом. Приезжала в Токсово и сестра дедушки Дагмара Артуровна. Удивительная женщина, она столько пережила — войну, блокаду, ссылку, лагерь, потерю близких. При этом не озлобилась и до конца своих дней сохранила необычайное чувство юмора.
Дедушка с бабой Марой старались сплотить вокруг себя всех родных. Сами они росли в многодетной по нынешним временам семье — у родителей их было пятеро. Представляю, как трудно им жилось в советской стране с немецкой фамилией. Мама Бруно — Шарлотта Фридриховна, урожденная Зейтц, отец — Артур Иванович Фрейндлих. Все наши предки женились только на немках. Детей и внуков учили родному языку. Правда, дедушка, его сестры и брат нарушили семейную традицию: Бруно женился на русской, его сестра Циля вышла замуж за грузина, сестра Мара — за поляка, а старший брат Артур женился на украинке.
И Зейтцы, и Фрейндлихи — из немцев-стеклодувов, они обосновались в России еще в XVIII веке. У мамы до сих пор сохранился стеклянный шар с разноцветными камешками внутри и большим вензелем A.S. — Александр Зейтц.
Артур Иванович Фрейндлих честно хотел продолжить семейное дело, но его карьера стеклодува не состоялась — у дедушкиного брата были слабые легкие. И он устроился в обувной магазин Вейса, поставщика обуви императорского двора. Вскоре прадед решил организовать собственное дело, купил оборудование, снял помещение на Мойке, даже заказал вывеску «Изящная обувь Фрейндлиха», но так и не успел открыть магазин — неожиданно скончался. Это произошло в 1917 году. Семья, оставшись без кормильца, пережила много лишений.
До войны обрусевшие немцы собирались в церкви Анненкирхе, там же крестили детей, венчались. Когда храм закрыли, они перебрались в голландскую церковь, но ее вскоре отдали театру лилипутов. А во время Великой Отечественной немцев из Ленинграда стали выселять. Вначале забрали дедушкиного брата Артура с женой и, как выяснилось впоследствии, расстреляли. Затем выслали из Ленинграда Дагмару. Дедушку обошла печальная участь родных только потому, что он был актером и вовремя уехал в эвакуацию вместе с ТЮЗом. Если бы не театр, кто знает, чем бы все закончилось... А бабушка и мама остались в блокадном Ленинграде.
Война окончательно развела семью. Дедушка из эвакуации вернулся с новой семьей и дочерью Ириной. Вскоре бабушка тоже вышла замуж и на время уехала с мамой в Таллин. Мама мне призналась, что по-настоящему узнала своего отца, только вернувшись из Эстонии. Она ходила на все его спектакли в Пушкинский театр (к тому времени он ушел из ТЮЗа). Именно с ним она советовалась, куда ей поступать — в консерваторию или в театральный. У мамы ведь был неплохой голос, высокое меццо. Дед же сказал: «Что делать в опере с твоим росточком? Ты же будешь как муха на куличе. А если поступишь в театральный, там твои музыкальные способности и пригодятся».
Я помню только последние спектакли деда. В то время он почти лишился слуха, поэтому приходилось учить не только свою роль, но и текст партнеров, чтобы «услышать» реплики.
- Варя, а как познакомились ваши родители — Игорь Петрович и Алиса Бруновна?
- Перед войной папа закончил Кораблестроительный институт, затем поступил в театральный, на актерский факультет к Василию Васильевичу Меркурьеву. Некоторое время он работал в Ленинградском театре имени Ленинского комсомола, там же впервые попробовал себя в режиссуре. Вскоре папу пригласил в БДТ Георгий Александрович Товстоногов в качестве своего помощника. После этого ему предложили ставить спектакль в Театре им. В. Ф. Комиссаржевской, где он и встретил маму. Когда же Игорь Петрович Владимиров возглавил Театр им. Ленсовета, он тут же переманил в свою труппу любимую артистку Алису Фрейндлих. В то время мама была замужем, папа женат... Какое-то время у них продолжался творческий роман, который постепенно перерос в серьезные отношения.
- В результате которых появилась на свет дочь Варвара...
- Я стала долгожданным, но поздним ребенком в семье. Больше всех о моем рождении мечтала мамина мама, Ксения Федоровна. За месяц до предполагаемых родов мама с бабушкой поехали в Дом отдыха ВТО в Комарове.
Бабушка боялась оставить маму в таком положении. Но чью у мамы начались схватки, и она позвала бабушку, тихонько сказав: «Мама, кажется, я рожаю». Бабушка упала в обморок. Собрав последние силы, мама добралась до ближайшего телефона и вызвала две «скорые»: одну — себе, вторую — бабушке. Их увезли в разные больницы, и бабушка увидела любимую внучку только спустя два месяца после моего рождения. Поправившись, она буквально вцепилась в меня, подарив всю себя без остатка. Мама же, просидев со мной положенные полгода, пока кормила грудью, вернулась на сцену и в кино. К сожалению, бабушка не отличалась крепким здоровьем. И мама, испугавшись за ее больное сердце, настояла на том, чтобы я пошла в садик для детей театральных работников. Бабушка протестовала, но мама ей пообещала, что внучка будет отсутствовать дома только полдня. Бедная бабушка ходила вокруг детского сада как раненый зверь, с нетерпением ожидая, когда закончится моя «смена».
Трагический эпизод, связанный с бабушкой, я помню, будто это случилось вчера, хотя мне было всего три года. Родители, как всегда, ушли на репетицию, мы же остались дома, за обедом мирно беседовали, и вдруг бабушка упала. Я долго пыталась привести ее в чувство, разговаривала с ней, носила игрушки, всячески стараясь обратить на себя ее внимание, но бабушка лежала на полу без сознания — как оказалось, у нее случился инсульт. Позже мама удивлялась: почему-то в тот день у нее не было предчувствия несчастья. Как назло, репетиция давно закончилась, но маму задержали в театре, время уходило...
Дверь в квартиру маме долго никто не открывал, и она достала свой ключ. В тревоге распахнула дверь и чуть не лишилась сознания — на полу лежит мать, на ней — неподвижный ребенок, а вокруг гора игрушек. Я так долго плакала, что вконец устала и уснула прямо на бабушке. В ту ночь ее увезли в больницу, а через неделю бабушка умерла, не приходя в сознание. Так в моей жизни начался новый период.
- И в вашу жизнь вошла няня?
Няня Варвара (кстати, ее звали Варя-большая, а меня — Варя-маленькая) оставила яркий след в моей детской жизни и сыграла немаловажную роль в моем воспитании, которое маме пришлось потом довольно дол го из меня выколачивать. Это была настоящая русская баба из Сибири. Варвара любила меня безумно, но, к со жалению, когда мне исполнилось десять лет, нам при шлось расстаться.
Варвара жила с нами под одной крышей и была для нас всем — няней, домработницей, членом семьи. Но поскольку в основном она занималась хозяйством, я до вольно много времени проводила с маминой приятельницей Эллой, моей Ариной Родионовной. Элла прочитала мне всю детскую литературу.
Помню, лет в шесть меня не с кем было оставить летом, и няня взяла меня с собой в Сибирь, где жили ее родители. Ехали мы в ее деревню неделю в плацкартном вагоне. Мама собрала для любимого чада огромный чемодан с вещами на любую погоду и игрушками. Чемодан был шикарной вещью по тем временам, его рыжая кожа буквально притягивала взгляды прохожих. Но на обратном пути, когда мы с Варварой возвращались в Ленинград, ночью чемодан украли. Бедняга вор, наверное, сильно разочаровался, обнаружив в нем только детскую одежду. Няня была в панике, ведь я осталась в одной пижаме. Мы вышли из поезда в Красноярске, в отделении милиции составили акт о краже имущества, затем Варвара купила необходимые вещи в вокзальном киоске. Когда родители пришли нас встречать, их взору предстала страшная картина: из вагона появилась Варвара с каким-то пугалом. На существо были надеты взрослые хлопчатобумажные колготки, причем пятки пузырились где-то под коленками. В верхней части колгот Варя прорезала дырочки для рук и на шее завязала резинкой. А поверх этого своеобразного комбинезона натянула свитер до колен.
В какой-то момент Варвара почему-то решила, что жизнь ее не удалась, наступило горькое разочарование, и она с горя запила. Мы с ней простаивали длинные очереди у пивного ларька, где я наслушалась нецензурных слов и однажды выдала свои познания маме. Мы гуляли по Невскому в выходной день — я одета с иголочки, на голове беретик. Вдруг подул ветер, беретик слетел, а я как закричу: «Ох ты, ...твою мать!»
Вскоре моя Варвара, перейдя на более крепкие напитки, совсем потеряла над собой контроль. В этот же период расстались мои родители, и Варвара заняла крайне негативную позицию в отношении нового маминого мужа Юрия Соловья. Конечно, она была не права, просто Варвара очень любила моего отца и считала, что все остальные мужчины не стоят его мизинца. Каждый день мама ссорилась с няней. Бывали случаи, когда Варвара, напившись до чертиков, срывала на мне свои обиды, пуская в ход кулаки. Протрезвев, слезно извинялась, я прощала и ничего не говорила маме. Она долго ни о чем не подозревала, пока случайно не обнаружила пустые водочные бутылки под кроватью няньки. Очевидно, Варвара не успела их сдать. Мама вызвала меня на ковер. Я не выдержала и призналась, что няня давно пьет. На вопрос «Почему же ты ничего не рассказывала?» я ответила: «Боялась, что она меня побьет». Это ста ло последней каплей, и мы с Варварой расстались. Уход няни я восприняла трагически, выбежала за ней на лестничную площадку и закричала изо всех сил: «Варечка, милая, только не уходи, не бросай меня!»
- Да, детское сердце не помнит зла...
- На семейном совете было решено, что нет смысла искать новую няню — я уже большая: десять лет. Да и мне захотелось поиграть в самостоятельность. К тому же мама предложила мне убирать квартиру за символическую «зарплату».
По утрам я сама вставала и собиралась в школу, мама никогда меня не провожала. Актеры ведь почти все «совы»: после спектакля им хочется и книжку почитать, и телевизор посмотреть, и подготовиться к завтрашней роли. Я четко знала: мама раньше десяти не проснется и будить ее нельзя. Поэтому рано научилась готовить, убирать, стирать. Правда, поскольку меня никто не контролировал, я отставала в учебе по многим предметам. Конечно, периодически мама проверяла дневник. Если были пятерки, я несла его как почетную грамоту. В противном же случае приходилось вырывать листы и стирать «неуды». А так как мама проверкой успеваемости занималась от случая к случаю, я отработала ее подпись в дневнике и с легкостью могла бы раздавать автографы. Как-то схватила несколько двоек. И будто назло, в тот день мама пришла ко мне в комнату с ревизией. Я долго увиливала, пыталась ее убедить, что все в порядке и проверять дневник не надо. Но мама настаивала. Увидев мои «неуды», она пришла в ужас, но не от плохой успеваемости, а оттого, что дочь врет. И тогда она сказала: «Варя, напиши на листочке мудрое изречение «Маленькая ложь рождает большое недоверие» и повесь над своей кроватью». Мне стало так стыдно за свой проступок, что я исписала целый лист мелким шрифтом: «Маленькая ложь рождает большое недоверие... Маленькая ложь...» Наверное, мама изо всех сил сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Тот случай на всю жизнь отбил у меня охоту врать. А самым страшным наказанием было, если мама переставала со мной разговаривать.
При всей моей самостоятельности и ранней «взрослости» по вечерам меня посещали страхи. Когда мама уходила на спектакль, я запирала входную дверь на все засовы и замки. Пока занималась, все было нормально, но как только подходило время ложиться спать, страхи вылезали из каждого угла. Я прислушивалась, не шуршит ли где, не скрипит ли что? Несколько раз подходила к входной двери и смотрела в глазок. И вот однажды мама с мужем ушли вечером на спектакль. Я привычно закрылась на все замки и засовы и спокойно легла спать. Вскоре «включился» триллер: сквозь сон слышу потусторонний голос: «Варя, Варя, открой дверь». Я проснулась в холодном поту — вокруг кромешная тьма и только голос страшного привидения раздается: «Варя, Варя, ты меня слышишь? Открой дверь». Не понимаю, почему я не свихнулась той ночью. «Кто это может быть? — суетились в мозгу мысли. — В квартире никого нет, мама на спектакле». В этот момент снова слышу голос: «Варя, это я, Юра. Проснись и пройди в прихожую». Сжавшись в комок, я все-таки отважилась на разведку к входной двери. При этом ощущала себя героиней фильма ужасов: ей страшно, но она все равно спускается в темный подвал или кладовку. Прокралась я на цыпочках в прихожую, осторожно посмотрела в глазок и... облегченно вздохнула — за дверью стояла мама, уперев руки в бока и осуждающе покачивая головой: «Милая, мы думали в театр идти ночевать. Два часа на лестничной площадке дежурим!» А «потусторонний» голос принадлежал Юре, который по водосточной трубе влез на третий этаж и вещал в форточку.
После этого урока страха я перестала бояться. Прошлым летом мне довелось жить в загородном доме одной. Соседи и знакомые недоумевали: «Неужели тебе не страшно в большом доме?» Они не знали, что страхи я переборола еще в детстве.
- Варя, как вы относились к Юрию Соловью?
Поначалу нам было тяжело. Я безумно ревновала обожаемую маму. Наверное, это было эгоистическое детское восприятие нового чужого человека. Скорее всего, если бы тогда я были не одиннадцатилетним подростком, а совсем ребенком или, наоборот, более взрослой, все
сложилось бы иначе. Сейчас я понимаю, что Юра был неплохим человеком, тогда же считала, что он маме не пара. У меня есть папа, которым я горжусь, а тут в доме появляется какой-то художник, который постоянно сидит в квартире, в то время как мама работает и его содержит. Я не воспринимала его творчество как дело серьезное. К тому же привыкла жить одна, и мне мешал Юра, которого я считала надсмотрщиком. С годами у меня появились друзья, подруги, кавалеры, и нам хотелось пообщаться без свидетелей, а Юра всегда был дома. Конечно, меня это тяготило, я с ним ссорилась. Мама очень переживала, ведь ей приходилось лавировать между нами. Наконец мы с Юрой помирились, но... поздно — у них с мамой наступил кризис в отношениях. В общем, так получилось, что Юрино пребывание в нашей семье состояло из двух частей: первая — ссоры со мной, вторая — ссоры с мамой.
- А Игорь Петрович после развода с Алисой Бруновной как-то устроил свою жизнь?
- Как всякий умный интересный мужчина, наделенный потрясающим чувством юмора, он всегда был окружен множеством заинтересованных женщин, тем более актрис.
После развода с мамой папа оставил нам квартиру, а сам какое-то время время жил в гостинице. Потом получил крошечную квартирку на улице Жуковского. Более маленького жилища я в жизни не видела — настоящий дом дядюшки Тыквы. Например, в туалете можно было находиться только при открытой двери. Слава богу, папа жил там недолго. Вскоре ему удалось получить чудесную квартиру с эркером у Таврического сада. С детства я была сильно привязана к папе, поэтому продолжала с ним видеться и после развода родителей. Мне нравилось оставаться у него с ночевкой. Именно у отца я впервые увидела кассетный магнитофон, мы вместе слушали Пугачеву, которую он очень любил.
Отец прекрасно играл на рояле, хотя никогда не учился в музыкальной школе. На семейной кассете сохранилось наше с папой выступление: он мне аккомпанировал, а я пела «Катюшу» и «Мы на лодочке катались». Когда родители расстались, папа оставил мне старинный инструмент, и я храню его как семейную реликвию.
- Как сложилась дальнейшая судьба Юрия Соловья?
После того как мама с ним разошлась, она впервые в жизни пошла к высоким начальникам просить для Юры жилплощадь. Его поселили на Пушкинской улице в знаменитом доме художников. Тогда это был заброшенный дом, требующий капитального ремонта. Помню, когда я пришла его навестить, меня поразили пустынная парадная и отсутствие каких-либо жильцов. Юра встретил меня в полуразрушенной квартире-мастерской без пола и мебели. Но даже такое непригодное, казалось бы, для жилья помещение он умудрился сделать красивым — всюду на стенах висели его картины. Сейчас я понимаю, каким он был талантливым человеком — запросто мог построить дом, написать картину, создать изумительное ювелирное изделие!
О дальнейшей жизни Юры Соловья мне мало известно, знаю лишь, что вскоре он женился в третий раз — на актрисе Театра им. Ленсовета, после чего уехал с женой в Израиль, потом в Германию. Когда мама бывала на гастролях в Израиле, Юра приходил на ее спектакли. Сейчас он обитает где-то под Мюнхеном. Мне хотелось бы знать, где он, как живет.
- Варя, вы говорите, что были очень привязаны к отцу. Каким был Игорь Петрович, так сказать, в домашних декорациях?
- С самого раннего детства помню папу с книгой, газетой, рукописью — он обязательно что-нибудь читал. А какое великое множество пьес ему приходилось перечитывать!
Честно говоря, у него никогда не хватало времени на общение с дочерью. Но бывали редкие моменты, когда отец вдруг спохватывался и позволял себе проявить всплески воспитательного характера. Помню, лет в девять я отрастила жидкую косичку. Так вот однажды после проверки моего дневника папа изрядно подергал меня за эту самую косичку, так что отцом он был достаточ но строгим, но при этом веселым и остроумным. Поссориться с ним было просто невозможно. Даже когда мама на него сердилась, он тут же на ходу искрометно отшучивался, и уже через минуту мама хохотала, забыв о причине ссоры.
Помню, как-то папа приехал ко мне в пионерский лагерь, привез мои любимые бананы. В то время за ними выстраивались огромные очереди, но в овощном магазине у театра отец пользовался особой популярностью и покупал их по блату. Я до сих пор люблю бананы больше других фруктов.
Помню еще историю с самолетом. Я была маленькой, и надо же такому случиться попросилась в туалет, когда мы уже приземлились. Папе пришлось пустить в ход все свое обаяние, чтобы стюардесса нас туда пустила. К папиному удивлению, в кабине не оказалось туалетной бумаги, и он принялся шарить по карманам в поисках хоть какого-нибудь клочка салфетки или носового платка на худой конец. Вместе с носовым платком из кармана пиджака вывалился драгоценный «паркер» — прямо в очко. Ручка эта была таким раритетом, что папа не побрезговал и залез по локоть в унитаз. «Паркер» был спасен, а мы оба по уши вымазаны. После этого приключения папа заявил маме, что больше никогда со мной не полетит! Часто папа вспоминал одну смешную историю из моего глубокого детства. В три-четыре года я была необычайно вредной, почему-то обожала плеваться, причем в гостей. У нас в доме собирались замечательные, интересные люди, друзья родителей. Среди них Мария Владимировна Миронова и Александр Семенович Менакер. Так вот, в тот вечер я тщетно пыталась привлечь к себе внимание взрослых. После чего подошла к Менакеру, стукнула его со всей силы кулаком по коленке и громко сообщила остальным: «Набила этого!» Вот тогда смущенная мама призналась гостям, что я еще и плююсь, а папа, решив продемонстрировать присутствующим степень своего авторитета, медленно подошел ко мне и сказал: «Что, Варя, плюешься? А ты попробуй плюнь на отца!» Что я незамедлительно и исполнила. Папа происходил из дворянской семьи, у его родителей было имение под Харьковом. Настоящий его отец офицер Бабицкий ушел с остатками белой армии за границу. Через несколько лет советское правительство стало выманивать «предателей родины» обратно в Россию, обещая полную неприкосновенность. И Бабицкий поверил — как истинно русский человек, он мечтал жить на родной земле. Его посадили сразу же после возвращения. Игорю Петровичу рассказывали, что отец вышел из тюрьмы и спился. Это была больная тема, он не любил говорить об отце. Папу воспитал горный инженер Петр Николаевич Владимиров, за которого вышла замуж его мама. Именно этого человека он считал своим родным отцом, они даже похоронены рядом.
Мама Игоря Петровича, моя бабушка, очень ревниво отнеслась к моему появлению на свет. Дело в том, что она обожала своего первого внука, Ванечку, поэтому, когда я родилась, бабушка испугалась, что отец, переключившись на меня, перестанет уделять внимание сыну.
Ваня был неуправляемым подростком. Его мама, актриса Зинаида Шарко, много работала и гастролировала, поэтому какое-то время брат жил у нас. Считалось, что влияние отца пойдет Ване на пользу. Разница в возрасте у нас была приличная — двенадцать лет! Помню, как Ваня водил меня в «Пышечную» (до сих пор страстно люблю пышки и «ведерный» кофе).
Ваня — успешный человек, он нашел в жизни свой путь. А ведь когда-то начинал простым рабочим сцены. Правда, надолго там не задержался, возглавил цех монтировщиков БДТ. Вскоре Ваня открыл свое дело, и у нас в городе появились «Театральные мастерские Ивана Шарко», где изготавливали сценические декорации и очень красивую мебель. Сейчас Иван работает в Москве, во МХАТе. У него уже взрослые дети, недавно он стал дедушкой. Был такой момент в жизни, когда нас развело в разные стороны и мы ненадолго потеряли друг друга из виду. Я спрашивала про Ваню у отца, он же обижался из-за того, что брат не пригласил его на свадьбу. Когда папы не стало, горе нас сблизило, мы снова встретились и общаемся по сей день.
- Очевидно, вы были закулисным ребенком — дневали и ночевали в театре у родителей?
Конечно. Вначале я ходила только на детские спектакли. Помню, мама привела меня на «Малыша и Карлсона», но в первом же отделении я ужасно расстроилась. Увидела свою маму-Малыша — она стояла на крыше и махала Карлсону колокольчиком. Мама трогательно, едва сдерживая слезы, кричала: «Я здесь совсем один, я здесь совсем один!» В этот момент я жалела не Малыша, а маму. Конечно же разрыдалась и громко, на весь зал, закричала: «Мамочка, я здесь!» После того как занавес закрыли, меня уволокли за кулисы и долго успокаивали, объясняя, что это всего лишь роль и в театре все не по-настоящему Мама учила, что во время спектакля нужно сидеть спокойно, тихо. В одной пьесе выходил волшебник и спрашивал у детей: «Куда подевалась моя волшебная палочка? Дети, вы не видели?» Все громко кричали: «Там! Там палочка!», я же, помня мамины наставления, только шептала и показывала пальцем: «Там! Там!» Хотя лично мне нравится, когда дети общаются с актерами и громко реагируют на то, что происходит на сцене.
- Родители не отговаривали продолжать актерскую династию?
- Мои родители — исключение из правил. Наоборот, они мечтали об этом. Мама с папой полностью растворялись в профессии и не представляли, что их дочь будет заниматься другим делом.
Когда мне было года два-три, мама пыталась выяснить, есть ли у меня музыкальный слух: «Варя, я буду нажимать на клавишу, а ты попробуй повторить за мной». Раз нажала, второй, чувствует, я «голосю» не так, фальшиво. Мама терпеливо повторяет: «Варечка, не так. Да вай попробуем еще разочек». Я почему-то обиделась на маму, посмотрела на нее угрюмо и сказала: «Поешь — и пой!»
Мама рассказывала, что в детстве ее тоже проверяли на слух. Тетя Цецилия Артуровна и ее муж Ираклий Сул-ханишвили ударяли по камертону и просили маму взять «ля». После этого стоило кому-нибудь стукнуть рукой по столу, как мама мгновенно откликалась: «Ля-ля-ля».
Но я, представьте, никогда не хотела быть актрисой! В детстве любила играть в придуманную игру под названием «уютие»: строила домики, собирала из игрушек мебель. А когда взрослые спрашивали, кем я хочу стать, отвечала: «Женой и мамой». Еще я хотела быть всеми, в кого играла: если в школу — учительницей, если в магазин — продавщицей.
Так что к окончанию школы я еще не определилась с будущей профессией. Для таких девушек, как я, существовал запасной вариант — филфак. Срочно нашли репетиторов, и я настроилась на учебу. Но в последний момент передумала поступать в университет и подала документы на театроведческий факультет театрального института. На дневное отделение не поступила, попала на заочное, где учились взрослые тети и дяди, которые получали второе высшее образование. Помыкалась я так год — вечером училась, днем работала в Театральной библиотеке (первая моя запись в трудовой книжке — завхоз). Работа сидячая, сплошные доклады, резюме, критические оценки. Я с завистью смотрела на ребят с актерского факультета — молодые, всегда веселые, сплоченные — и с грустью думала, что у меня никогда не будет настоящей студенческой жизни и нежных воспоминаний о ней. Поэтому, сдав свою сессию, побежала поступать на актерский. Как раз в это время отец набирал новый курс, но я страшно не хотела к нему идти — боялась, что не сложатся отношения с сокурсниками.
Не поверите, я была жутко закомплексованной девушкой, на плечах тяжким грузом лежала слава родителей. Поэтому решила учиться на курсе Ефима Падвы.
Удачно прошла первый тур, и все шло к тому, что знаменитый педагог возьмет меня, как вдруг об этом узнал папа. Он тут же развил бурную деятельность, обратившись с просьбой к начальству: «Хочу взять дочь на свой курс, потому что только я смогу научить ее профессии». На третьем курсе мы начали репетировать Мольера, но у нас ничего не получалось. А на последнем, четвертом, папа нами уже практически не занимался — он постоянно плохо себя чувствовал. И вот однажды Игорь Петрович страшно рассердился, сказав помощнику: «Что у вас за ерунда происходит?! Мольера не можете поставить! Сейчас приду и сделаю спектакль за полчаса». Папа сел в зале, послушал нас, затем встал и ушел. Не стал ничего переделывать — у него уже не было сил. Ситуация сделалась критической, когда нашему второму педагогу дали собственный курс и он больше не мог посвящать нам свое время. С горем пополам мы самостоятельно доучились и выпустились.
В институте я полностью забыла про свои комплексы, настолько была поглощена учебой. Когда же встал вопрос о том, где работать, комплексы захлестнули меня с новой силой. Я внушила себе, что ничего не умею, и вообще — чему я собственно научилась? Мама хотела, чтобы я пошла в БДТ, доучивалась у нее. Папа же видел меня непременно в Театре им. Ленсовета, где он будет лепить из меня новую Фрейндлих. Я поняла, что так попросту разорвусь на части — не могу обидеть ни маму, ни папу. Чтобы заполнить паузу, пошла на телевидение. Там встретила своего будущего мужа, Сергея Тарасова. Сбылась моя детская мечта создать свое «уютие».
Сергей, в прошлом бизнесмен, а ныне политик, наверное, единственный и неповторимый в своем роде, потому что искренне хочет, чтобы его жена работала по специальности.
- Он за вами долго ухаживал?
Честно скажу, нет. Несколько раз «выгуливал» меня на природе, а потом откровенно признался, что у него слишком много работы и совершенно нет времени меня обхаживать. Поэтому я вскоре переехала к Сергею. Не стала продлевать контракт на телевидении и надолго застряла в семье.
В родительском доме говорили только о театре, о новых постановках, актерах, режиссерах. Так получилось, что мы с мужем говорим об этом крайне редко, в основном обсуждаем новости нашего неспокойного мира.
- Но все-таки вы стали актрисой, играете небольшую роль в спектакле БДТ «Калифорнийская сюита»...
- Я бы не стала называть свою скромную работу ролью. Это спектакль для двух актеров — Олега Басилашвили и Алисы Фрейндлих. В третьем отделении есть небольшая безмолвная роль проститутки, которая не обходима для развития сюжета. Продюсер как-то предложил мне: «Варя, хватит возиться с кастрюлями! Нам нужна актриса, которая будет ездить со спектаклем на гастроли. Подключайся!» Так я стала театральной актрисой. Сначала, правда, отнекивалась, как капризная принцесса, но в конце концов не выдержала натиска домашних и мужа.
Не представляете, что со мной творилось перед выходом на сцену! Я долго думала, чего для храбрости выпить — успокоительного или коньяку? В итоге решила, что неприлично напиваться в день дебюта и приняла валерьянки. И представьте, преодолела страх, привыкла. Вот уже четвертый год езжу на гастроли со спектак лем. Где мы только не были — в США, Германии, Израиле, Финляндии.
Дети мои тем временем подросли (сыну Никите — двенадцать, дочери Анне — десять), и я, почувствовав некоторую свободу, вернулась на телевидение. Андрей Максимков, мой нынешний начальник и руководитель питерского канала «Сто», отбирал детей на роль Вовочки в одноименном сериале. Я привела к нему на пробы сына, но Никита не подошел по возрасту, меня же взяли в сериал на роль жены «нового русского». Надо сказать, это не первый мой опыт в кино. На втором курсе я снялась у Леонида Нечаева в фильме «Не покидай...» Еще довелось поработать у Константина Худякова в фильме «Без обратного адреса». Летом сыграла небольшую роль в сериале «Женская логика». Недавно я узнала, что Сергей Бодров хотел предложить мне роль в своей дебютной картине «Сестры», но меня в тот момент не было в городе.
Сейчас работаю на телевидении ведущей ток-шоу «Одна дома». Мне нравится то, что я делаю, потому что могу быть собой. Это не совсем то, что делает мама, и совсем не то, чем занимался папа.
- Варя, как вы думаете, почему ваши родители расстались?
В тот момент, когда театр достиг своего расцвета, маме стали уделять больше внимания, по популярности она затмила папу. Мужчине трудно с этим смириться, Игорь Петрович стал ревновать маму к успеху. Родители перестали понимать друг друга.
Недавно мы с мамой отдыхали в Ялте и встретили Михаила Пуговкина. Удивительно, папы нет уже пять лет, развелись родители еще раньше, но Михаил Иванович вспомнил давний разговор с отцом и рассказал об этом маме. Папа с Пуговкиным были очень дружны и удивительно похожи — оба одинаково остроумны и красноречивы. Однажды отец разоткровенничался и раскрыл Михаилу Ивановичу душу. Он признался, что любил по-настоящему только Алису, после ухода мамы в его душе образовалась пустота. Конечно, она знала о театральных романах отца, о которых его женщины, особенно после смерти Владимирова, с удовольствием и громко рассказывали. Мама многое ему прощала. Но распался гениальный дуэт — и папа потерялся. Мне так хотелось бы вернуться в прошлое и сделать все, чтобы помешать этому разрыву! Я вам больше скажу, мама жалеет о том, что не смогла собраться с силами и сохранить брак. Родители остались бы близкими друзьями, и все было бы иначе.
- Я — поздний ребенок, и мне очень жаль, что я не видела дедушку в его лучших спектаклях, я не могу рассказать об отце как о прекрасном педагоге, хотя училась на его курсе. Немножко поздно меня родили, чуточку бы раньше.
"Караван Историй", декабрь 2005 года
