Перманентныи татуаж стрелок. Как выбрать идеальные фотообои для кухни.
Утомленные «мылом»
В последнее время Роман Виктюк перестал баловать москвичей премьерами. Афиши его спектаклей все реже и реже появляются на столичных улицах. То ли он почувствовал спад зрительского интереса, к которому привык за многие годы, то ли увлекся работой за рубежом. Скорее всего, верно и то и другое, ведь Виктюк модный режиссер, а долго оставаться в моде не так-то просто. В прошлом году у его театра появилось нечто вроде филиала в Израиле. Туда-то он и бросил основные силы. С успехом отыграв осенью перед своим 60-летием "Бабочку" с Валентиной Талызиной на "земле обетованной", тут же получил заказ на очередной бенефисный спектакль — теперь уже с Алисой Фрейндлих. Израильский заказчик — некая бывшая наша соотечественница — почувствовала, что на Виктюке можно зарабатывать немалые деньги, и взяла его в оборот. Там, в Израиле, он неизменно собирает полные залы. И вот после длительного перерыва в Москве вновь появились премьерные афиши театра Романа Виктюка.
Зрителя завлекают на Фрейндлих. Играют малоизвестную пьесу малоизвестного Ильи Сургучева "Осенние скрипки". Окрыленный грандиозным успехом в "земле обетованной" — еще бы целый месяц аншлагов! — Виктюк ворвался в столицу. Расчет оказался верным — зритель успел соскучиться по его спектаклям. Да и звезду санкт-петербургского БДТ в Москве увидишь не часто. Выждав паузу, Виктюк вновь вызвал зрительский ажиотаж — шли на него и на Фрейндлих. Значит, он по-прежнему остается в моде, чем искупаются все грехи. Виктюк остается Виктюком. Его театр не может существовать без премьерной шумихи. И эта шумиха каждый раз умело воссоздается, хотя и остается нарочито показной, поскольку билеты не раскупаются уже давно. То же самое произошло на премьере "Осенних скрипок". Спектаклю сопутствовала благая иллюзия аншлага. Вроде бы и билеты не распроданы, а зритель все равно рвется. Театру Виктюка к лицу все показное.
На сцене "фирменное" виктюковское действо с до боли знакомыми приемами, оформлением, атрибутикой. Все по-виктюковски, все по-прежнему. Всего в избытке. Разве что приглушены эпатажность и порочность. Виктюк никогда не гнушался мелодраматизма, сентиментальности, а тут даже в программке указано, что "Осенние скрипки" — мелодрама. На деле же оказывается и того слаще — "мыльная опера". Режиссер всегда обращался с драматургией весьма вольно, поэтому и выбирал пьесы неизвестные, а часто и совсем неинтересные. "Осенние скрипки" ставились в 1915 году в МХТе, но спектакль не вошел в историю театра.
Слабую, невыразительную пьесу Сургучева Виктюк расцвечивает яркими, броскими тонами. А попросту — замазывает-закрашивает. Немолодая дама Варвара Васильевна (Алиса Фрейндлих) — у нее в душе играют осенние скрипки — любит молодого Виктора Ивановича (Дмитрий Бозин). Скрывает это от слепнущего мужа Дмитрия Ивановича (Александр Балуев) и заставляет возлюбленного жениться на своей воспитаннице Вере (Екатерина Карпушина). И тут, как некстати, между молодыми возникает любовь. Горестный финал изначально предсказуем. Чем не "мыльная опера"?! Банальнейший сюжет упакован Виктюком в крайне претенциозную, эффектную форму, дробится молчаливыми пластическими мизансценами-паузами, наполняется воздухом, раздувается. Но едва ли возможно скрыть, что все внешние постановочные сложности возводятся на пустом месте, в пустоте. В результате возникает нечто вроде невесомости-бессмысленности-никчемности, в которой свободно плавают радующие глаз эстетские конструкции. Трое черных Пьеро (Евгений Атарик, Фархад Махмудов, Антон Андреев), как тени, молчаливо катаются по сцене на роликах, замирают в скульптурных позах. Еще один призрак Коломбина-Смерть (Алексей Кононов), затянутый в балетную пачку, исполняет женские па. Некто от театра (Олег Исаев) читает авторские ремарки и рецензии на "Осенние скрипки" в постановке 1915 года. Звучат Чайковский, Гуно, Вертинский. Все эти типично виктюковские "штучки" существуют в спектакле сами по себе. Они самодостаточны. Кажется, будто пьеса им только мешает. Притягательно-эстетское растягивает простенькую историю в утомительное, загроможденное действо. Все актеры, кроме Фрейндлих, работают по типично виктюковской схеме. Они, как куклы-автоматы, поддерживают "фирменный" стиль. Серьезной игры от них не требуется. Обидно, что в спектакле "похоронены" два сильных артиста Балуев и Исаев: заданные режиссером рисунки ролей не позволяют им раскрыться. Но, увы, таковы "правила игры" — спектакль-то бенефисный. Для Алисы Фрейндлих это прекрасная возможность сыграть на сцене соло: с ее мощнейшим потенциалом лучших условий не придумаешь. Правда, ее ломкая, "слишком" естественная, правдоподобная, убедительная игра не согласуется с откровенно синтетическим строем всего спектакля, хотя и еще больше выделяет ее — еще ярче подчеркивает "бенефисность" роли.
"Осенние скрипки" оформлены бессменным сценографом Виктюка Владимиром Боером в строгой черно-белой гамме. Художественное решение также слишком сложно для "мыльной оперы". Но, как ни удивительно (при привычной для режиссера яркости и пестроте), эта строгость оказывается спектаклю очень к лицу. Впрочем, также к лицу самому Виктюку скромная цветовая гамма его костюма, в котором он выходил "на поклон". Похоже, минуло время разноцветных пиджаков, которыми он потрясал публику прежде.
В "Осенних скрипках" неожиданно проступила параллель между Виктюком и Вертинским, чьи песни он и прежде использовал в своих спектаклях. И параллель эта не исчерпывается черными нарядами Пьеро (в таком костюме, как известно, выступал Вертинский). Слава Вертинского была внезапной и шумной, казалась непонятной, непрочной. Казалось, что его быстро забудут, поскольку он не обладал настоящими вокальными данными, не имел за плечами серьезной школы. Его немного сомнительный успех был успехом одиночки, романтика "лебединого стана". Его эстрада была интимной. Он умел соблазнять и околдовывать. Нечто подобное можно сказать и о Виктюке, балансирующем на грани банальности и порой даже переступающем ее. Всегда стремясь быть оригинальным, он "упаковывает" в неоправданно сложные формы самое простое, предельно доступное и этим очаровывает зрителя. Исчерпанные темы умудряется так вывернуть и расцветить, что они предстают как обновленные, "свежевыкрашенные". Он насаждает экзотику на пустом месте и тем самым совершает подмену реальности. Его мир должен быть до невозможности красив, приторно сладок. Вот почему он и остается неоправданным, бесцельным многокрасочным миражом в пустыне банальности. Публика загипнотизирована.
