Купить iPad планшеты apple купить.

Проверяю совесть белой чистотой

Поначалу с ней трудно смириться. Ждешь: выбежит сейчас на сцену тоненькая светловолосая женщина, этакий очаровательный баловень, эльф с лыжами в руках, все вокруг зазвенит серебристым голосом, вспыхнет улыбкой, беззаботным, почти детским смехом. Такова власть не то легендарной, не то хрестоматийной Тани Марии Бабановой, сыгранной ею в конце 30-х годов, канонизированной сотней актрис и театров.

Наверное, и сейчас можно было бы поставить пьесу о том, как милая и способная, немного ребячливая, немного взбалмошная молодая женщина замкнулась в своей арбатской квартире, очертя любовью магический круг и позабыв о большом, взволнованном мире, лежащем за этим кругом. Как дорого заплатила она потом за свои ошибки — одиночеством, болью, неверием. Как обрела себя. Можно было поставить такой, стотысячный, спектакль. Но нужно ли?

Пьеса, когда она по-настоящему талантлива, всегда имеет несколько жизней. Каждое новое поколение ищет в ней какие-то новые грани, созвучные своему времени. Артистка Алиса Фрейндлих в спектакле Ленинградского театра имени Ленсовета находит в пьесе "Таня" А.Арбузова голоса своего времени, сегодняшние голоса. Как и Бабанова — Таня, она хрупка и светловолоса, есть у ее Тани и лыжи, и одета она в ту же непременно белую шубку. И говорит те же милые слова о снеге, который глотала, как мороженое, задрав голову. Но отчего же тогда с первым же появлением ее Тани рождается странное, необъяснимое чувство тревоги?

А тревога живет в самой Тане. В ее чуть напряженной интонации. В легком наклоне головы и взгляде, обращенном к Герману, всегда вопросительном, полном ожидания. В коротком вопросе во время их первой ссоры (и звучит ее вопрос так строго и серьезно, будто непоправимое уже случилось): "Вот я возьму и уйду от тебя... Ты будешь плакать?"

Ее Таня догадывается, нет, пожалуй, уже знает о том, что она и Герман — люди, живущие в разных измерениях. О том, что бремя ее любви — единственного чувства, стимулирующего поступки, — не по плечу Герману. Все то, за что прежде приятно было терпимо и беззлобно судить Таню, — бросила институт, ничем не интересуется, замкнулась, оторвалась от людей, — все это оказывается совсем не так просто у Тани середины 60-х годов, Тани Алисы Фрейндлих. Любовь для этой Тани равнозначна дыханию, свету, жизни. Она утверждает право любить вот так — сверх разума. Не взывает к снисходительности, не просит прощения за ошибки. Не обедняет она Таню, возвышает над теми, кому не под силу понять и оценить ее чувство.

Таня у Фрейндлих человек, только осознающий себя, и тем трагичнее и страшнее ее одиночество рядом с Германом, который давно вычертил для себя жизненные схемы на все случаи, как варианты какой-нибудь работы. Нет в этой хрупкой женщине ни полудетской наивности, ни женского ослепления чувством. Она уходит от Германа, чтобы сохранить свое чувство, не дать ему измельчиться, рухнуть: Ведь непонимание Германа неизбежно должно было привести его к необходимости лгать.

И когда через четыре года после ухода из дома Таня встречает Германа, она говорит с ним, как старшая, как сильная, мудрая своим прошлым. Она снова убеждается, что не могла не уйти. Иначе бы ей не выстоять, иначе она бы озлобилась, оскудела душою. "Я не хотела позволить тебе лгать мне — я слишком сильно тебя любила", — освобожденно говорит она Герману. Вот главные слова Тани, защитившей свой нравственный идеал.

Таня, которую играет Алиса Фрейндлих, не обретает себя, не рождается вновь, как подсказывает эпиграф пьесы. Она возвращается к себе, к идеалам юности, помноженным на зрелость. Фрейндлих отстаивает максимализм чувства, любви, которая рождает в человеке особенное, неповторимое свечение жизни.

Актриса стремится к театру романтическому, к значительности, незаурядности чувств и характеров, к требовательной бескомпромиссности. Но романтизм Фрейндлих — не витание в облаках, не выспренность, не отвлеченная мечтательность.

Иначе бы ТАК не поверил и ТАК не полюбил ее искушенный зритель- современник. Ее романтизм удивительно конкретен. Его корни в земле — это романтизм, прочно стоящий на ногах. Обобщение вырастает у Фрейндлих из детали, она не боится сочетать патетику и достоверность, трагическое и внешне нелепое.

Искусство Фрейндлих с его "безудержием" чувств поначалу кажется стихийным — так полно и широко живет актриса в каждой роли. Только потом понимаешь точность, жесткую точность ее мастерства.

У подножия удивительных и особенных героинь Фрейндлих (Таня, Элиза Дулиттл, Лика, Джульетта) толпится стайка жизнерадостных и очень жизнедеятельных девочек. Девочек конструировали разные драматурги, но в основном по одному рецепту. Кати, Маши, Настеньки хлопотали, устраивали свои и чужие дела, влюблялись, благородно интриговали и.. отличались только по именам. Но вот роль предлагалась Алисе Фрейндлих, игралась Алисой Фрейндлих, и, оказывалось, что девочка — вполне реальный, конкретный человек, с характером, с определенным отношением к окружающему миру. Это были гаммы, экзерсисы, вариации на тему, дающие рукам пианиста ту силу, уверенность и точность, что позволяют забыть о технике.

В таланте Фрейндлих нарастали новые ноты, в ней сталкивались и бушевали две стихии — ясность, юмор, открытость и стремление к сложности, к масштабности чувства, к ситуации, в которой актер переживает момент выбора точки кризиса. Фрейндлих стремилась к наибольшей свободе в своем актерском творчестве.

В сегодняшнем театральном искусстве существует довольно четкое представление о так называемой современной манере игры — скупость, лаконизм внешнего рисунка и при этом активная, напряженная внутренняя жизнь героя. Следую второму началу, Фрейндлих в то же время щедра и широка в своих внешних выразительных средствах. Она не боится и высокой интонации: "Не надо говорить. Я хочу одна", — просит Таня после смерти сына, и сердце холодеет при звуках сдавленного голоса. Но приемы Фрейндлих всегда меняются в зависимости от пьесы, режиссуры, общего замысла.

Не участвуй Алиса Фрейндлих в спектакле "Женский монастырь", вряд ли удержался бы этот весь непритязательный водевиль на сцене театра. Актриса вдохновенно азартна, темпераментна, всецело и всерьез захвачена наивными обстоятельствами пьесы. Она точно маслом пишет роль современной Лизистраты — крупно, сочно, контрастно. Брызги солнечного света летят в зал — это воюет, спорит, побеждает неуемная Лиза — Алиса Фрейндлих, вкладывая в свои поступки поистине шекспировскую страсть.

В своей независимости, яростном отстаивании свободы, неистребимом оптимизме и влюбленности в жизнь Лиза Стратова Алисы Фрейндлих сродни шекспировской Катарине. Актриса необычайной внутренней грации и внешнего изящества, тонкая и насмешливая, лирическая и беспощадная в водевиле Дыховичного и Слободского сделала первые наброски к солнечной и дерзкой героине Шекспира.

Правда, Алиса Фрейндлих никогда не подходит к искусству с готовой меркой прежних находок. И все-таки поворот был намечен:

Героини Фрейндлих всегда принадлежат любви. Любовь определяет их судьбы и поступки. Любовь награждает самой высокой человеческой радостью. Иногда мучает, потому что изменить своему чувству равнозначно для них измене самому себе.

Трудно, почти невозможно представить себе Алису Фрейндлих угасшей, бездейственной, не озаренной внутренним светом. Но вот играет она Лику в пьесе Арбузова "Мой бедный Марат" и оказывается способной и к этому неожиданному для нас перевоплощению.

В голодном блокадном Ленинграде сорок второго года шестнадцатилетняя героиня Фрейндлих решила: "Человек всегда должен всем жертвовать для другого".

Через четыре года она принесла в жертву свою любовь. А это и было для нее всем. И вот Фрейндлих, знакомя нас со своей Ликой спустя 17 лет, выбирает для мелодии взрослой Лики только две ноты. Одну — тягучую, бесцветную в своем однообразии. Вторую — слабую, далекую, звенящую и угасающую, как прошлое Лики. И становится больно от гнетущей обыденности, с которой смирилась Лика, от ее покорности и заурядности.

Таня Алисы Фрейндлих удивительно хорошела во встрече с Германом. Что-то совсем юное, трепетное пробуждалось и искало выхода в ней, при всем трезвом сознании невозможности возвращения к прошлому. А лика, увидев Марата через тринадцать мучительных лет, вся сникает, у нее тускнеет, садится голос: " Теперь уже все". Бледное неподвижное лицо, остановившиеся глаза и беспомощные руки. И вдруг пронзительная тоска, как отрешение, как отречение: "Если бы ты чувствовал, какой это ужас. Нет! Не подходи!" Судит ли Алиса Фрейндлих Лику? Судит, потому что не умеет и не хочет прощать никаких компромиссов человека с самим собой. Даже во имя самых благородных намерений. Она проверяет своих героинь испытанием на прочность, и сердце ее с теми, кто выдержал.

Актриса легко "узнается", хотя героини Фрейндлих — разные люди. "Узнается", потому что настойчиво ведет свой главный мотив. Актриса играет большую, серьезную, сильную любовь, и в этом чувстве раскрывает глубину и своеобразие своих героинь, их человеческую суть. Ей чуждо тусклое — без идеалов — существование. В творчестве своем она ищет жизнь, осмысленную и освещенную цельным, неразменным чувством, и нравственное начало ее чувства необычайно взыскательно. "Проверяю совесть белой чистотой!"

Должно быть, оттого и ходят люди "на Фрейндлих".

"Литературная Россия" 6 декабря 1966 г.