Туры выходного дня из екатеринбурга автобусные экскурсии на один день из екатеринбурга. Декор оборудование свидъ для детских декор детской площадки.
Послания Алисы
Четырнадцать писем больного раком мальчика (Оскара), найденные сиделкой после его смерти. Четырнадцать писем к Богу. Таков сюжет бенефисного спектакля Алисы Фрейндлих
«Оскар и Розовая Дама». После 23-летнего перерыва эта постановка вернула актрису на сцену Театра Ленсовета. Специально по этому случаю даже выпущена особая программка, с фотографиями и перечислением всех «ленсоветовских» ролей Фрейндлих. (Правда, служить Алиса Бруновна продолжает в Большом драматическом театре, а здесь появилась в качестве приглашенной актрисы.)
«Оскар и Розовая Дама» знаменует собой двойной юбилей. Помимо Фрейндлих круглую дату (60 лет) в этом году отмечает и режиссер спектакля, он же худрук Театра Ленсовета — Владислав Пази. Это он захотел поставить пьесу французского драматурга Эрика Эмманюэля Шмитта «Четырнадцать писем к Богу» и именно с Алисой Фрейндлих. Несколько лет он ждал, пока актриса найдет время вернуться в родной театр. Но наконец «заполучив» ее, Пази повел себя парадоксально. Он практически отказался от режиссерских приемов и вообще свел к минимуму свою роль как постановщика. В результате получился моноспектакль, целиком построенный на актерской и личностной харизме Алисы Фрейндлих.
Говорят, по материалу, который артист выбирает для собственного бенефиса, можно судить о его характере и отношении к профессии. «Оскар» лишен того, чем обычно характерен бенефис. Все очень лаконично. Никаких переодеваний. Весь трехчасовой спектакль Фрейндлих играет в одном костюме, вернее, в детском сером костюмчике и розовом шейном
платке. Никакого грима. (По крайней мере, так кажется зрителям.) Ни запоминающейся музыки, ни танцев, ни юмористических реприз — словом, ничего имеющего отношение к шоу.
Правда, надо отдать должное декорациям. На сцене выстроена арка с несколькими сводами, которая в зависимости от подсветки превращается то в окно палаты мальчика, то в белый больничный коридор, а один раз даже в готический собор.
Похоже, выбором пьесы Алиса Фрейндлих дала понять, что самым главным для нее является психологический театр, в котором актер должен не развлекать зрителя, а на равных вести с ним разговор о том, что в жизни бывает много грустного и страшного, но все это нужно во что бы то ни стало преодолевать.
В принципе спектакль можно назвать асимметричным. Первое действие передается через восприятие Розовой Дамы — 80-летней сиделки, которая стала лучшим другом Оскара и за свою розовую униформу получила от него прозвище Розовая Мама. Сиделка начинает читать письма своего подопечного, и он воскресает в ее памяти.
Зрителю начало спектакля может показаться непростым, потому что к игре актрисы нужно «приноровиться». Она ведь избитыми приемами не пользуется: никакого инфантильного сюсюканья для мальчишки, никакого кряхтения для его 80-летней подруги. Неуловимое изменение мимики, интонаций, и вместо Оскара перед нами уже как по волшебству
предстает Розовая Дама.
На зрителя обрушивается целая вереница психологических зарисовок. Например, жестокий детский юмор (когда Оскар весело рассказывает, что получившего серьезные ожоги мальчика все дети прозвали «Копченое сало»). Каждое письмо Оскара начинается словами «Дорогой Бог», а заканчивается — «целую, Оскар». (В этот момент Фрейндлих вкладывает в свой голос столько наивности и нежности, что на секунду начинает мерещиться Малыш из «Карлсона».)
Чтобы развлечь своего подопечного, Розовая Мама рассказывает ему увлекательные истории о временах, когда она якобы была кетчисткой и укладывала на обе лопатки фантастически сильных и опасных соперниц. Невозмутимость и немного иронии в интонациях актрисы превращают все эти маловероятные истории в ненавязчивые уроки о том, что даже из самых
безнадежных ситуаций всегда есть выход. Надо только захотеть его найти.
Алиса Фрейндлих передает ужас мамы и папы Оскара перед безжалостным приговором врача и тут же — презрение к трусости родителей, которое испытывает сам ребенок. Растерянность мальчика, когда он пересказывает слова врача своей Розовой Маме, у актрисы мгновенно сменяется внешним спокойствием, с которым сиделка пытается поддержать ребенка. Ласково и в то же время очень серьезно Розовая Мама предлагает Оскару нечто вроде игры: чтобы не терять зря времени, нужно проживать один день, как десять лет. И мальчик самозабвенно погружается в эту игру. В «20» лет влюбляется в Пегги Блю, девочку из соседней палаты, потом женится на ней (понарошку, конечно), знакомится с ее родителями. В общем, к «40» годам он заявляет Розовой Даме: «Я взрослый человек, у меня жена в больнице, у меня тесть, теща, а хотите, я вас удочерю?» Голос Алисы Фрейндлих звучит серьезно. Это превращает придуманную Розовой Дамой игру в метафору человеческой жизни: ведь нередко для взрослых десять лет пролетают как один день!
Во втором действии начинается повествование через восприятие Оскара. Вместо маленького мальчика на сцене возникает постаревший человек, который начинает задумываться о жизни и смерти. Силы оставляют Оскара, и его письма становятся все короче... Он прощает родителям их неспособность рассказать правду о том, что дни его сочтены. Вместе с Розовой Мамой он приходит в церковь и задается вопросом: «Почему Бог распят и все тело у него в крови?» На это Дама отвечает: «А кому ты поверишь: тому, кто жив-здоров, или тому, кто страдает за всех?» После этой сцены в образе Оскара стараниями актрисы появляется новый оттенок: горькое знание, обременившее его ум и сердце. Не миновал его и знакомый любому взрослому приступ черного отчаяния. Пегги Блю уезжает из больницы, покидает его навсегда. (Пази обыграл это событие с помощью голубого воздушного шарика, вылетающего из рук Оскара.) Бесцветным голосом актриса произносит последние строки очередного послания к Богу: «Я стар, я лыс, я одинок и я не люблю тебя!»
Но в одном из последних писем Оскар рассказывает Богу о том, как тихим ранним утром вдруг почувствовал его присутствие и обрадовался. В этой сцене Фрейндлих как будто наполняет сценическое пространство спокойствием и умиротворением, которые снизошли в тот момент на ее героя. В этом поистине волшебном письме мальчик просит только одного:
чтобы родители тоже почувствовали присутствие Бога и утешились.
Несомненно, режиссерской заслугой является то, как неоднозначно в спектакле показана смерть Оскара. Декорация превращается в темный коридор, в конце которого загорается ослепительный свет. От этого становится не по себе. Но сам Оскар остается спокойным.
«Ухожу», — тихо говорит он и без страха навсегда исчезает в белом зареве. А через минуту из-за кулис на сцену выходит сиделка и рассказывает, как, превозмогая себя, сдерживала слезы, чтобы не приравнивать собственное горе к безмерному горю родителей. И ждала вечера, когда можно будет в одиночестве поплакать о том, что теперь она снова стала Розовой Дамой, потому что Розовой Мамой она была только для Оскара.
Надо ли говорить, что во втором действии зрители аплодировали актрисе после каждого ее послания-письма, а в конце спектакля устроили 10-минутную овацию. Но почему-то казалось, что эти аплодисменты принимает не сама Алиса Фрейндлих, а мальчик, успевший обрести веру, и сиделка, научившая его без страха идти навстречу смерти.
Анжелика Курукуласурия
„Новое время”, Москва, 24-04-2005
