Первая скрипка — виолончель
- Алиса Бруновна, позвольте прежде всего поблагодарить за возможность встречи: Складывается мнение, что сегодня у Алисы Фрейндлих на отечественных культурных подмостках главная роль. Замечаете славящий Вас хор?
- Да: Чувствую активное внимание к себе, неожиданное, поспешное, какого раньше не было. Ко мне всегда с интересом и уважением относились и критики, и коллеги, но не в такой концентрации. Самой немножко страшно. Как будто вдруг все почуяли, что пора, надо успеть сказать при жизни. Как Карлсон говорил Малышу: "Хорошие слова своим друзьям надо говорить не реже, чем раз в пять минут, а я не могу прилетать к тебе так часто". Все словно сговорились и боятся не успеть прилететь:
- А почему именно к Вам такое отношение?
- Ну не только же ко мне:
- Вспомните: последний "Триумф" — награждение. Рядом с Вами цвет российской культуры. Всемирно прославленные мастера смотрели на Вас с каким-то умилительным восторгом.
- Они просто жалели меня, потому что я дико волновалась. Трясло как будто под лекарствами. Каждый из них будто говорил мне: "Да не волнуйся так!".
- И им нечего бояться? Ничего у них не можете отнять? Или Вы сегодня — бесспорная?
- Я не могу ответить на этот вопрос:
- Но вопрос интересный? Согласны, что отношение к Вам сейчас обостренное?
- Есть такое. Все премии вдруг сразу. Может, потому что в свое время у нас не было такого количества наград для выражения признания. Они, кстати, сейчас тоже разные. Теперь их у меня целая полочка. Есть обеспеченные материально. А другие носят характер поклона — просто статуэтка, знак внимания. "Золотая Маска", например, когда именно коллеги выражают свое отношение. И этим она дорога. Единственная премия, которая дается не театральными людьми из тех, что я получила за последнее время, — "Кумир". Деловые круги выразили свои симпатии вот таким образом. Не знаю, как это объяснить. Я работала гораздо активнее и интереснее лет двадцать тому назад. Но тогда, в той обстановке, было невозможно признаваться в симпатиях так, как сейчас.
- Может быть, не было желания?
- Не знаю, может, желание и было: Как в том анекдоте про зоопарк: "Съесть-то он съесть, а кто ж ему дасть?". Тогда ничего не было кроме государственной премии и каких-то скромных наград ВТО. Они были не громкие, не пышные, без участия телевидения. Случались и вполне абсурдные вещи. Получая мешки зрительских писем после "Служебного романа", я была единственной, кто не получил Государственную премию за этот фильм. Потому что по тогдашнему порядку нельзя было давать такие награды раньше, чем пройдет два года после предыдущей. А у меня уже была премия за театральную деятельность.
- Но тогда давали всевозможные звания, и получать их было очень престижно. "Заслуженный артист", "Народный артист республики". Наконец, "Народный артист СССР".
- Да, это было престижно. Но делалось все по схеме. Пока 10 лет не проработаешь — хоть схвати звезду за хвост! — звания "заслуженный" не получишь. Потом еще десять лет должно пройти, чтобы дали "народного" и еще десять до следующего Указа..
- А Вы стали "народной"?
- В 1981 году. Помню, когда назревало присвоение "генеральского" звания "Народный артист СССР", согласно схеме надо было обязательно иметь билет члена КПСС. Меня вызвали в райком партии и пригласили к "этому вальсу". Помялась-помялась и вытащила нательный крест: "А что с этим делать?". К счастью, секретарь райкома оказался человеком тактичным и мудрым: "Ну, тут я ничего не могу сказать". Отпустил с миром. Я решила, ничего уже не произойдет. Но ошиблась. Видимо, настояли театралы. В кино мне "Нику" дали за роль второго плана у Тодоровского в "Подмосковных вечерах". Хотя не такая уж там значительная работа.
- А за какую работу в кино Вы бы себя сами премировали?
- На эту тему я не размышляла. Не мне судить. Хотя, например, нравится небольшая роль в фильме "Успех":
- Но там в роли примы театра Вы и есть? Вас так в жизни и представляют по отношению к актерам-товарищам, молодым режиссерам, немолодым директорам:
- Не совсем я: Обобщенный образ главной актрисы. Вы можете спросить кого угодно из театра Ленсовета, где я проработала 22 года, есть ли во мне хоть доля звездности?
- Скажу по секрету, Вас немножко боятся. Анатолия Равиковича попросили переговорить с Вами по поводу интервью, а он в ответ: "Журналы передать в театр помогу, но просить Алису Бруновну: Нет, я стесняюсь"
- Может быть, оттого, что я не очень люблю давать интервью. И все это знают.
- Олега Валерьяновича Басилашвили тоже уговаривали порадеть за нас, отказался.
- Но это совсем не означает, что меня боятся. Если бы сейчас попросили походатайствовать перед Олегом Валерьяновичем о его интервью, я бы точно так же сказала: "Нет, нет, ради Бога без меня!". Потому что знаю: актеры, к которым очень часто обращаются с такой просьбой, в подобных ситуациях несколько "линяют". Наверное, кто мало дает интервью — хочет высказаться, а кто много — не хочет повторяться. Еще, к сожалению, нередко журналисты забывают давать тексты на подпись, а потом в публикации читаешь нечто неожиданное для себя. Есть случаи, такое писали, что ссорили с друзьями. Не расслышали, фамилию переврали: обязательно какая-то неточность, за которую приходится краснеть.
- Раньше в печать прорывались лишь те, кто действительно владел ремеслом. А сейчас — диктофон в руки, и на охоту за знаменитостями. Разделяю Ваше сожаление, что "жанр литературного портрета почти исчез со страниц журналов и газет, а нынешнее отношение к интервью почти не требует творческих усилий".
- Да, как-то молоденькая девочка брала у меня интервью, потом я просто не нашла в себе сил подписать подготовленный текст. Даже попросила нашего пресс-секретаря в театре позвонить в редакцию и отменить публикацию. Представляете, написано: "Актриса сыграла леди Милфорд в спектакле "Леди Макбет". И это — не опечатка. До такой степени не знать литературу, быть просто безграмотной: Таким девочкам и мальчикам нельзя заниматься журналистикой.
- У молодых пишущих есть плюсы. Они открытые, непуганые, ведут себя свободно, многие действительно одарены. Но большинство практически мало читали, слушали, смотрели. Обязательный набор книг, фильмов, спектаклей, который нужен, чтобы размышлять на заданную тему, им не знаком. Не готовы к профессиональному разговору.
- Но не пиши о театре тогда. Я сейчас делаю новый цикл стихов — юные Ахматова и Гумилев в диалоге. Огромная стопа лежит — о ней, о нем, и я листаю, листаю... Зачем это мне? Потом буду пытаться вдохнуть в них с вою душу и эмоции. Но сначала нужно собрать материал, понять, в какой момент жизни и что побудило написать ту или иную строчку. Было толчком? Это и есть ремесло. Мое ремесло.
- А что за новая работа?
- Я никогда вперед не говорю. Просто так слову пришлось.
- Тогда о ремесле. Очень понравилось в одном из Ваших интервью замечание про театрального педагога Бориса Вульфовича Зона, который учил владеть ремеслом в первую очередь, чтоб потом вырасти в мастера.
- Может человек, занимающийся высшей математикой, не знать таблицы умножения? Нет, он должен ее знать. У актеров также есть своя таблица умножения и своя таблица Менделеева. И без знания их нечего делать на сцене. Владея ремеслом, можно всю жизнь быть достойным профессионалом, даже не имея божьей искры. Но достойным и востребованным профессионалом. Если Бог дал талант, а ты не овладел ремеслом, сгоришь очень быстро.
- Что Вы подразумеваете под словом "сгоришь"?
- Нельзя бездумно эксплуатировать талант и психику.
- Вы не преподаете?
- Нет. Потому что отношусь к этому делу ответственно. Отдельная профессия. И я должна была быть бросить театр, чтобы преподавать.
- Борис Александрович Покровский рассказывал, когда он приехал в Москву в 30-е годы, большие актеры практиковали частные уроки. Понимаю, что это из области фантазий, но нет желания поделиться своим актерским мастерством?
- Желание есть, но осуществить его практически невозможно. Сил стало меньше. И времени нет — то театр, то кино, еще какой-нибудь самостоятельный проект.
- Пишете что-нибудь?
- Нет. Если бы нашелся кропотливый человек, который собрал все интервью, что я за всю жизнь дала не только в Петербурге и Москве, но и во всех городах, где находилась на гастролях. Получится хорошая, увесистая книжка. Другое дело, что в них много повторов — вопросы задают одни и те же. Но если профессионал возьмется, то уж как-нибудь разберется. Причем и в том, как менялась моя точка зрения. Какие-то узловые вещи оставались нетронутыми, но со временем стала другой система отношений к важным вещам. В этом тоже есть своя драматургия.
- Значит, книжки своей, как у многих, у Вас нет?
- Нет. Хотя предлагали не раз. Но надо было сидеть и наговаривать, кто-то потом будет писать. Вот этого я и не люблю: если Миша Казаков выпустил книжку, то видно, что он сам написал. Возьмите книгу Людмилы Гурченко — там ее индивидуальность, стиль, слово. Когда беру что-то наговоренное, сразу же вижу чужие уши. Мне такое неинтересно.
- Можно вернуться к кино? Кроме "Успеха" были роли, которые Вы для себя выделяете?
- "Сталкер", конечно. Хотя у меня там маленькая роль, но сама работа была настолько насыщенная, что в этой "капельке" очень многое отразилось.
- Знаете, что, как говорят, Тарковский считал Вашу работу в этом фильме выдающейся и поставил Ваше имя первым в титрах?
- Нет, этого я не знаю. Наверное, он просто поступил как джентльмен. Раз в фильме одна женщина: а может быть, ему была драгоценна та мысль, которая высказана моим голосом: когда герои находятся в "зоне", звучит текст из Библии, начитанный мной. Тарковский этим местом очень дорожил. Говорил, что вся философия фильма заключена в этих словах. Так что, как ни прочти, тот текст для него и был смысловым стержнем фильма.
- Разрешите не согласиться. Видимо, именно Вы смогли прочитать текст так, как ему было надо. А что сейчас Вам дорого с точки зрения творчества?
- Мне кажется, я что-то недосказала. Но понимаю, ролей в моем возрастном регистре в драматургии вообще очень мало. Нужны большие усилия, найти что-то стоящее. Не хочется расточать себя на роли, в которых есть уже ранее произнесенное и сыгранное. Не хочется повторяться. Мечтаю набрести на то, о чем еще не говорила. На это направлены все мои усилия. Еще немножко пожду, пожду: Если в театре не возникнет ничего, наверное, сосредоточусь на стихах, которыми больна.
- На собственных литературных программах?
- Да, сейчас к поэзии стали относиться с большей жадностью и с большим интересом.
- Видимо, время повернулось и людям опять хочется "слова":
- Да, хочется слова... Именно оно из всех проявлений нашей жизни стало ускользать. У кого-то из очень -очень умных людей есть мысль: слово выше музыки, так как содержит в себе не только эмоцию, но и информацию, формулу, знаковость. Поэтому сейчас к "слову" необходимо обратить себя и свое внимание.
- А из любимых в поэзии — Ахматова и Гумилев?
- Марина Ивановна Цветаева в первую очередь.
- А театр сегодня интересен? Не Вы в театре, а театр Вам?
- Очень интересен. Ожиданием.
беседовала Лариса Шамикова
журнал "Персона", №2 — 2002 год
