Спектакль «Лето одного года», последняя премьера БДТ, обречен на успех по определению, то есть просто по факту своего существования. Как в математике имеются сверхбольшие числа, которые хоть на ноль дели — им нипочем, так в театре бывают обстоятельства важней объективных достоинств и промахов. Явление на сцене Алисы Фрейндлих и Олега Басилашвили, безусловно, такое обстоятельство.
Явление произошло в пьесе Эрнеста Томпсона «На Золотом озере» (вернее, как квалифицирует программка, «фантазии на темы пьесы»). Анонс на сайте театра гордо сообщает, что ее премьера на Бродвее в 1979 году имела изрядный успех, она переведена на 27 языков. Уверен, постепенно пьесу переведут на оставшиеся в подлунном мире наречия. Ибо она релевантно удовлетворяет сразу две встречные потребности.
Первая: почти в любом театре есть пара весьма немолодых актеров, еще стремящихся играть — но такой материал, чтобы он был им по физическим силам. Вторая потребность — публики. Которая на за что не отпустит своих кумиров на пенсию, а, напротив, хочет видеть их живьем на сцене снова и снова. И готова платить за это любые деньги.
Дачная жизнь
Итак, на Золотое озеро, как всегда на лето, приезжает пожилой профессор с женой.¬ Перед нами в бесчисленных удушающих подробностях разворачивается их дачная жизнь. Постепенно (с плохо переносимой неторопливостью) выясняется, что у профессора стародавние сложности в отношениях с взрослой дочерью, дочь эта, втайне вызванная материнским письмом, приедет на грядущее вскорости 80-летие отца.
К концу первого акта эта самая дочь таки приезжает — с новым бойфрендом и его сыном-подростком. Подростка оставляют старикам, сами уматывают в Европу. В общении с мальчиком мизантропически настроенный профессор постепенно оттаивает, тут дочь возвращается, и у нее с отцом вроде как потихоньку налаживается контакт. Эту трехчасовую слащавую болтовню стоит вытерпеть ради финальной сцены.
Профессор с женой закрывают сезон, собираются уезжать, и тут у него случается сердечный приступ. Олег Басилашвили наконец являет свое поистине крупное мастерство: все пластические и мимические краски положены с идеальной точностью и мощной выразительностью — и нас пронзает острое сопереживание, ради которого, собственно, и ходишь в театр. Так играть нынче умеют немногие!
Меблировка
В остальном корифеи пока в начале пути. Характеры автором не прописаны, и режиссер Андрей Прикотенко не предложил ясного и яркого ответа на вопрос, кто же эти люди, каково их внутреннее устройство, из чего они сделаны.
Вообще в таких ситуациях возможны два варианта: либо молодой режиссер так одарен, что своим талантом увлекает мастеров, и они, забыв звания и регалии, бросаются в омут его фантазии. Либо режиссер — сам мудрый и волевой мастер, умеющий сочинить для многоопытных актеров нечто, чего они еще не делали и что открывало бы новые, им самим неведомые грани их дара. Ни того, ни другого в спектакле не случилось. Нет сомнения, что и Олег Басилашвили, и Алиса Фрейндлих (о ее работе пока можно сказать лишь, что она вполне предъявляет свое беспримерное обаяние) еще обставят комнаты обширных ролей тщательной и подробной меблировкой собственных актерских изобретений. Тем более что премьера — копродукция БДТ и продюсерской группы «Падуга», каковая группа предполагает ее интенсивную эксплуатацию везде, где только есть наши эмигранты.
Обряд
Все это, повторю, не имеет значения. Зрители до такой степени заранее разогреты ожиданием встречи со своими любимцами, что готовы схватиться даже за намек на повод засмеяться и разразиться аплодисментами. Спектакль (как всегда бывает в подобных случаях — так было, например, с последней ролью Раневской) из формы артистической деятельности превращается в обряд отправления культа, в причащение.
Но если все-таки думать о художественной стороне дела, то смысл «Лета одного года» в демонстрации отменной профессиональной формы двух выдающихся актеров. Остается найти драматургию и режиссера, которые ставили бы перед ними настоящие, то есть художественные, задачи, решать которые им по плечу. Да и кому же, как не им?
