Подробная информация купить сплит систему у нас на сайте.
Маски комедии
Пьесе Мишеля Фермо "Двери хлопают" уже пятнадцать лет. Но проблемы, в ней поставленные, за прошедшие годы не устарели, наоборот, стали еще острее, актуальнее. О них говорит драматург во вступительном слове к спектаклю. О мучительном одиночестве, разобщенности людей, о бесцельном существовании, о неосуществимых надеждах на то, что завтра что-либо изменится к лучшему, жизнь начнется сначала.
Очаровательные светские улыбки, на мгновение масками застывающие на лицах героев в немой сцене, открывающей спектакль, так и просятся на семейную фотографию: столько в них розовой идиллии, благопристойности, семейного единения и счастья. А затем на протяжении всего спектакля герои осыпают друг друга бранью, оскорблениями, упреками, оглушительно хлопая дверьми своих комнат. Их шесть, этих дверей, у каждого — своя. У Матери, у Отца, у детей — Доменики, Дани, Франсуа, у Бабушки. И за каждой дверью — свой, наглухо отгороженный от других мирок. А посреди гостиной, куда выходят двери комнат, -обеденный стол, символ умершего, потерявшего содержание и смысл семейного единства "в духе старых французских романов". Невозвратимы те добрые старые времена, когда каждый день в урочный час вся семья с сознанием важности момента усаживалась за этот стол. Наши герои, к большому неудовольствию Отца, не спешат занять свои места. Когда же наконец они собираются вместе, их трапеза мало напоминает идиллическую картинку, продемонстрированную в начале спектакля: перебранка, возникающая буквально по любому поводу, не стихает ни на минуту. И это действительно выглядит очень смешно. Смешны тщетные попытки Матери и Отца придать семейной трапезе хоть какое-то подобие порядка и благопристойности, смешны сами герои, не способные по-человечески разговаривать друг с другом, найти общий язык.
Смешно, пока в чьей-то реплике, во взгляде, в случайном жесте не промелькнет тоска, не проглянет одиночество.
"Мне хотелось бы, чтобы меня любили", — со слезами на глазах говорит Мать (народная арт. РСФСР А.Фрейндлих). В пьесе эти слова относятся к ее детям, но у актрисы они приобретают более широкий смысл: одинокая, растерянная героиня А.Фрейндлих лишена любви даже самого, казалось бы, близкого ей человека — мужа. Она живет в мире своих хрупких иллюзий, и эта смешная для всех наивность — ее единственная непрочная защита от окружающей действительности.
А. Фрейндлих снимает с роли налет мелодраматизма: ее Мать не только наивна и смешна в своем бессилии понять детей, помочь им, она по-настоящему несчастна.
Не стоит, однако, переоценивать "второй", драматический план комедии Фермо. В роли Матери режиссер и актриса удачно дополняют и где-то переосмысливают автора. Отец же в исполнении А.Розанова на протяжении всего спектакля так и остается под маской своей спасительной иронии. Деловой человек, истинный француз, темпераментный, элегантный, остроумный, понимающий свое одиночество в собственном доме и безуспешно пытающийся обрести в нем покой и тишину, — вот все, что мы о нем узнаем.
Зато уж совсем с неожиданной стороны раскрывается Бабушка, которую с комедийным блеском, легкостью и изяществом играет н.а. Тат АССР В.Улик. Призванная выступать в роли хранительницы идиллических традиций прошлого века, с помощью которых Отец мечтает восстановить мир и порядок в доме, именно она, Бабушка, ярче и темпераментнее других героев спектакля показывает тщетность этих попыток: традиции мертвы, от них остался лишь бессмысленный и фальшивый ритуал.
В этом мире обмана и лицемерия живут дети. Взрослые одинокие дети. Доменика, мечтающая о карьере кинозвезды. По-мальчишески горячий, считающий себя вполне самостоятельным, двадцатилетний студент Франсуа. Чистая, юная Дани. Стена непонимания разделяет родителей и детей, обрекая и тех и других на одиночество.
Дани, чувствуя нестерпимую фальшь окружающей ее жизни в поисках чего-то своего, настоящего, мечтает о ребенке. Узнав о том, что их дочь готовится стать матерью, Отец грозит выгнать ее из дому. Мать падает в обморок. А Дани всего лишь мечтала, но даже ее мечта, которая "была такой красивой", втоптана в грязь любящими родителями.
Не в силах понять Дани и Франсуа — самый близкий для нее в семье человек. И он считает ее мечту "психической болезнью", отклонением от нормы — нормы, принятой в этом ненормальном, поставленном с ног на голову мире. Студентка ЛГИТМиК Л.Луппиан подкупает в роли Дани искренностью, непосредственностью и, главное, чувством меры. Ее Дани бывает и вспыльчивой и резкой, но отнюдь не крикливой. В этом недостатке следует упрекнуть прежде всего А.Пузырева (Франсуа) и В.Егоренкову (Доменика). Особенно он заметен на фоне изящной, тонкой, слегка стилизованной игры А.Фрейндлих, В.Улик и А.Розанова разностильность исполнения бросается в глаза.
И снова в финале спектакля масками застывают на лицах героев очаровательные светские улыбки. Но теперь мы уже знаем, что скрыто за улыбками. Знаем — и потому с недоумением видим те же маски на лицах Дани и Франсуа. Только что отвергнувшие мир лицемерия и фальши молодые герои: вновь, как ни в чем не бывало, возвращаются в него. Или в спектакле ничего не случилось? Или о чем этот финал, в точности повторяющий начало?
автор А.Рачко
"Смена" 8 октября 1972 г.
