Б. Фрейндлих начинал на псковской сцене
Недавно этому актеру, любимому миллионами кино- и театральных зрителей, исполнилось 90. В Большой Советской Энциклопедии о нем сказано: "Фрейндлих Бруно Артурович, русский советский актер, народный артист СССР... Актер разноплановый, тонко владеет искусством философского диалога. Создал ряд острокомедийных ролей. Среди наиболее значительных работ: Гамлет и Мальволио ("Гамлет", "12 ночь" Шекспира), Павка Корчагин ("Как закалялась сталь" Н. Островского), Хлестаков ("Ревизор" Гоголя), Барон ("Скупой рыцарь" Пушкина), отец Серафим ("Все остается людям" Алешина), Федор Балясников ("Сказки старого Арбата" Арбузова), И. С. Тургенев ("Элегия" Павловского), Грацианский ("Русский лес" Леонова) и другие. Снимается в кино. Лауреат Государственной премии СССР". Стоит ли говорить, что Бруно Артурович — это неотъемлемая частица истории советского театра и, в частности, Государственного академического театра драмы имени А. С. Пушкина, ныне Александринского? 8 лет назад во время триумфальных гастролей Александринского театра в Пскове мне посчастливилось встречаться со звездами прославленного театра. Среди них был и он, Бруно Артурович Фрейндлих. Живая легенда. Еще до того, как Фрейндлих согласился дать мне интервью, я знала, что этот выдающийся мастер сцены для псковичей человек не чужой, но никак не могла предположить, что в Пскове актер сделал первые шаги в искусстве.
- Бруно Артурович, тринадцать лет назад я писала о вашей дочери, замечательной актрисе Алисе Фрейндлих, первой, сколько мне помнится, получившей звание народной артистки СССР в столь раннем возрасте, в 37 лет. Она рассказала мне о том, что ее мама, а ваша жена Ксения Федоровна — псковичка, что вы приехали в Псков набирать талантливую молодежь в Театр рабочей молодежи и здесь познакомились со своей женой. Так?
- Так, да это не все. Алиса не сказала главного — в этом маленьком заштатном городке (то, что я увидел здесь сейчас, — грандиозно, это — Бродвей!) я родился как актер. Но сначала я должен пояснить, что же такое ТРАМ. Это ведь целое десятилетие — с 1925 по 1935 годы — в жизни страны. Сотни городов были "отравлены" ТРАМовским движением. В Пскове тоже существовал ТРАМ — Театр рабочей молодежи. В Ленинграде руководил им Миша Соколовский (это была в то время фигура!). А одобряли движение Монахов, Маяковский, Луначарский. Я как раз в то время окончил в Ленинграде школу и организовал драматический кружок. Нам нужен был руководитель. Вот мы и обратились в ТРАМ за помощью, так как были комсомольцами. Массовым отделом руководил Петя Телятников.
Увидел он моего друга, Сашу Слепухина, и предложил ему создать филиал — колхозный ТРАМ, который должен был "появиться" на основе Псковского ТРАМа. Саша Телятникову понравился, а я нет, и он порекомендовал Слепухину: "А ваш друг пусть идет домой". Но Саша заявил, что без друга никуда не поедет. Так, в числе 16-ти ленинградских комсомольцев и я приехал в Псков. Было это в 1931 году. Мне был 21 год. В Пскове был самодеятельный ТРАМ, но был и городской профессиональный театр, перед которым мы благоговели. И знали, что туда нам и нос нечего совать. Жили мы на тихой улочке в центре, — названия ее мне уж не припомнить, — в деревянном флигеле. А репетировали в неотреставрированном в ту пору помещении Поганкиных палат.
Там мы поставили свой первый спектакль "Лен". Почему "Лен"? Так ведь Псковщина всегда была льноводческой. Я играл в спектакле рабочего, 25-тысячника. Дома у меня и фотографии с той поры сохранились. В апреле состоялась премьера. И отсюда, из Пскова, мы начали свои скитания. Остров, Опочку, Пушкинские Горы, Порхов — многие места тогда объездили. В течение десяти лет мы обслуживали сельских жителей, только с войной ТРАМ был ликвидирован. Наш же колхозный ТРАМ "вырос" и стал называться Ленинградским театром обкома комсомола, и мы еще не раз приезжали в Псков, пока нас, молодежь, не прикрепили к Ленинградскому техникуму сценических искусств. Для учебы. Да, ТРАМ славился на весь Советский Союз. Я до сих пор помню его спектакли — "Дружная горка", "Плавятся дни"...
Каждая встреча зрителей с героями ТРАМа была праздником. А как его принимали! Ни один театр не вызывал у меня таких эмоций. Но, несмотря на то, что выступления театра с восторгом принимались молодежью и деятели театра оценивали их высоко, ТРАМ вынужден был прекратить свое существование. Нам, молодым, нужно было пройти школу актерского мастерства, а руководитель ТРАМа был убежден, что это ни к чему. Он утверждал, что трамовцам нет нужды вживаться в образ, как это делают актеры МХАТа, что они не должны перевоплощаться, а обязаны играть самих себя, простых парней и девушек. И действительно, пока нам приходилось играть современников, это встречало отклик зрителей, но едва пришлось подступиться к классике, оказалось: умения создать сложный сценический образ и нет. Спектакли начали терять свое агитационное воздействие, и ТРАМ потерял смысл существования.
- Но вы еще ни словом не обмолвились о своей жене Ксении Федоровне.
- Она тоже была среди трамовской молодежи. С Ксенией Федоровной Федоровой мы вместе блуждали по колхозам и совхозам. Вскоре поженились. В 34-м году родилась Алиса.
- Наверное, ваша жена была красавицей?
- Красивые чаще всего бывают нехорошие. В жизни привлекательность не всегда хороша, главное — внутреннее родство. А мы были дружны, у нас было общее дело. Это и привело нас к браку. Ксения Федоровна хорошо пела, говорили, что у нее золотой голос. Этим, пожалуй, она и выделялась. Мы пережили вместе немало всего: очень тяжко было скитаться, ведь единственным средством передвижения у наших актеров были ноги. Положишь на повозку пожитки и идешь пешком из деревни в деревню, по 15-20 километров...
- А когда вы заблистали на ленинградской сцене?
- О, до большой сцены было еще далеко. После учебы два года я играл в Большом Драматическом Театре имени Горького, но Пушкинский театр тогда был на много голов выше всех, и когда в 1947 году меня пригласил туда режиссер Вивьен, это была радость.
- Бруно Артурович, вы ведь могли бы многое порассказать про легендарных "александринцев" — Симонова и Черкасова. Вам ведь довелось играть вместе?
- Да, слава тебе, Господи, и с Симоновым, и с Черкасовым, и с Толубеевым, и с Меркурьевым, и с Вивьеном, и с Корчагиной-Александровской многие спектакли вместе делали. Из больших актеров у нас мало кто и до шестидесяти лет дотягивает. Симонов — один из немногих, кто до 70 лет дожил. А я помню не только партнеров по театру. Помню Юрия Михайловича Юрьева, работавшего с самим Мейерхольдом. Это ж целая эпоха! Как прощался он с театром перед смертью, мне вовек не забыть. Постоял в пустом зрительном зале, поклонился сцене, залу и ушел навсегда. Вот что это такое — любовь к театру!
- Сейчас модно писать воспоминания. Занимаются этим даже те, чьи мысли интересны разве что им самим. А вам есть что рассказать потомкам. Не хотели бы вы поведать о том, что видели на своем сценическом веку, читателям?
- А они, воспоминания, у меня написаны. Дважды пытался я их издать. Неудачно. В первый раз сменили редактора, во второй — еще что-то случилось. А теперь говорят: "Хотите издать — платите". Да где ж такие деньги возьмешь? Поэтому из моих рукописей печатают лишь отдельные главы в некоторых журналах. А целиком все лежит у меня дома. Отдам это в руки тех, кто доживет до лучших времен. В этом плане мне вообще не везет. Об Алисе вон написал один критик книжку — она вышла. А обо мне писал-писал Михайлов, и хорошо писал, а его московские издатели заставляли все что-то переделывать. А потом он взял, да и за границу уехал. На этом все и кончилось.
- Бруно Артурович, знаю, что осенью у вас юбилей — 85-летие. А увидела вас на сцене в "Элегии" и вспомнила, как смотрела этот спектакль в Ленинграде еще студенткой. И как будто не было этих прошедших пятнадцати лет — все тот же утонченный, изысканный Тургенев, тот же всплеск чувств, и в глазах у меня опять стояли слезы. Честное слово, от вашего Тургенева и сегодня любая двадцатилетняя барышня, как в свое время Савина, голову потеряет...
- Нет-нет, силы уже не те. Хотя приятно вспомнить, что поставили мы "Элегию" двадцать лет назад. И в прошлом году, когда мы возили спектакль на театральный тургеневский фестиваль в Орел, где выступал и БДТ, и многие московские театры, — первую премию взяла все же наша "Элегия". Ее так приняли! Зрители устроили овацию.
- А разве в Пскове было не так? Вас и здесь зрители готовы были на руках носить. Так скажите же, дорогой Бруно Артурович, как, отслужив верой и правдой сцене свыше шестидесяти лет, вам удалось сохранить и завидную работоспособность, и бодрость, и энергию, и красоту? Что вам помогает?
- Влюбленность в театр. Это — единственное, что осталось у меня после смерти близких мне людей — Ксении Федоровны, Алисиной мамы, и очень рано ушедшей из жизни второй моей жены. Я остался один, со своей влюбленностью в театр, в духовное начало. И это духовное начало Александринского театра просто обязан был пронести до сих пор. Я ведь единственный остался на сцене Александринского из того "букета" стариков. 40 лет служил эфиру, работая на радио, сделал там массу режиссерских работ, приглашал туда не раз и Алису, и она там играла.
- А разве своей прославленной дочерью вы не довольны? Помню, у нас в университете выступал один знаменитый режиссер. Ему задали вопрос: что он хочет в первую очередь увидеть в Ленинграде? (он был москвич), и "звезда" ответила: "Эрмитаж, БДТ и театр Алисы Фрейндлих". А она тогда работала в театре Ленсовета.
- Нет, как я Алисой могу быть не доволен? Могу лишь сетовать на невезение: я ведь едва не сошелся с ней в работе. Когда появилась "Старомодная комедия" Арбузова, это был 1969 год, Игорь Владимиров, главный режиссер театра Ленсовета, предложил мне сыграть в спектакле. Я согласился, но при условии, что там же будет играть и Алиса. А она отказалась. А сама позже сыграла в "Старомодной комедии" в кино, вместе с Владимировым. Да отчего мне быть недовольным?! На днях в одной из петербургских церквей я присутствовал на свадьбе моей внучки Варварки. Был там Владимиров, ее отец, и я, ее дед.
- Все у вас есть, Бруно Артурович: и слава прижизненная, и дети — внуки, которые достойно понесут ваше доброе имя...
- Только не упрощайте. Не думайте, что ни трудностей я не знал в жизни, ни обид. Знал. Еще какие! Мне ведь звание народного артиста Союза еще в 64-м году хотели присвоить, но партийные руководители документы положили под сукно. На десять лет. Я ведь был беспартийным, да еще фамилия такая. И только под нажимом общественности звание "дошло".
- И все-таки жизнью вы, должно быть, довольны?
- Конечно. Я ведь из очень бедной семьи: отец был закройщиком, сапожным мастером, мать — домохозяйкой. А я оказался в самом Александринском, на первой сцене страны. И рядом с какими людьми! Сыграл Гамлета, Хлестакова — два величайших классических образа. Как это не помнить, не ценить?
- А еще помните, пожалуйста, Бруно Артурович, что для псковичей вы человек родной. Вам всегда будут рады на этой земле!
