https://rtj-gaskets.ru/oval прокладки овального сечения кольца армко ГОСТ.
Алиса Фрейндлих: «Я неосвобожденная мама и бабушка»
Большой кинематограф заметил Алису Фрейндлих только после ее оглушительного успеха в картине Эльдара Рязанова «Служебный роман». В начале 80-х один за другим на экраны страны вышли сразу несколько фильмов с ее участием, а в 1981 году актрисе было присвоено звание народной артистки СССР. От дебюта в кино до сладких минут известности прошло долгих 20 лет. Впрочем, сладкой и счастливой жизнь знаменитой актрисы, пожалуй, назвать нельзя. Лучшая театральная актриса Ленинграда, как о ней говорили в 80-е, была всю жизнь блондинкой арбузовской мелодрамы, безгрешной кокеткой с тяжким горем на сердце и незаметной жизнью. Одно время жанр Фрейндлих, как писали критики, не выдерживал на основательных подмостках БДТ, сминался плотностью товстоноговских спектаклей. Но именно Георгий Товстоногов, руководивший Большим драматическим театром в Санкт-Петербурге, нашел способ вернуть актрисе присутствие духа и смелость, а городу актрису. Он не побоялся создать для нее микроклимат внутри театра и поставил специально для нее пьесу Н.Саймона «Этот пылкий влюбленный». И она отозвалась с вдохновением, которое помнят только ее прежние зрители.
Несколько лет назад на сцене БДТ режиссером Николаем Пинигиным была поставлена еще одна пьеса Саймона «Калифорнийская сюита». Как и пятнадцать лет назад, произведение скандального американского драматурга вновь зажгло вдохновением актрису, сыгравшую в ней сразу трех героинь: деловую даму, голливудскую звезду и верную еврейскую жену. Именно за этот спектакль Алиса Фрейндлих в 2000 году была удостоена почетной премии деловых кругов «Кумир». А спустя некоторое время актрисе была вручена и главная театральная премия России «Золотая маска». Алиса Бруновна не очень-то любит общаться с журналистами, но нам повезло. Актриса согласилась ответить на несколько вопросов специального корреспондента «ЗН».
— Алиса Бруновна, что для вас профессия — радость или тяжелое чувство ответственности?
— И то, и другое. Чем больше интерес зрителя, тем выше ответственность соответствовать этому интересу. А иногда это даже парализует. Ты понимаешь, что не можешь опуститься ниже планки, заявленной когда-то.
— А были ли в вашей жизни люди или судьбы, которыми вы восхищались или хотели повторить?
— Я родилась в актерской семье, вирус театра и музыки, царивший в нашем доме, вселился в меня с первыми проблесками сознания. Первым впечатлением о театре был «Евгений Онегин», дипломный спектакль в консерватории, которую заканчивала моя тетка. Во время учебы в Ленинградском театральном институте мои первые впечатления о театре и кино были связаны с Марией Бабановой и Джульеттой Мазиной. Эти актрисы остались в памяти на всю жизнь. Потом появлялись другие кумиры.
— Вам никогда не приходила мысль переехать работать в Москву?
— Меня, конечно же, приглашали в Москву, но это невозможно. Меня связывают очень крепкие ниточки с моим городом, люблю закаты на Литейном мосту и над Петропавловской крепостью.
— Как складывались ваши отношения с кинематографом до картины Евгения Хринюка «Анна и Командор», где вы впервые сыграли главную роль?
— Я очень много пробовалась за свою жизнь в кино, как правило, побеждала своих конкуренток и… не проходила. Вновь приезжала в павильоны, вновь проходила пробы и вновь получала отказы. Ведь пробоваться — не значит сниматься. Часто режиссеры выносили вердикт — «нефотогенична». А что касается фильма «Анна и Командор», то все, кому довелось состязаться в остроумии и сарказме по поводу этой ленты, выражали свое сожаление о моем участии в ней. Но, как говорили в режиссерском мире, этой картиной был в прах развеян миф о моей некиногеничности.
— Проработав 22 года в Театре имени Ленсовета, сыграли там 22 роли, и именно за них вам дали Государственную премию…
— Премия была дана за роль королевы Марии-Антуанетты. Хотя вначале, когда премию утверждали, вычеркнули эту роль. Негоже было получать в советские времена Государственную премию за роль королевы, казнимой революцией.
— С чем связан переход в Большой драматический театр?
— Почувствовала, что должна что-то изменить в своей жизни, ощутить новый аппетит преодоления.
— Неужели, нужно было получить Государственную премию СССР, чтобы вас заметил Рязанов?
— Действительно, я была без проб утверждена на роль Людмилы Прокофьевны Калугиной в комедии Эльдара Рязанова «Служебный роман». До этого у нас не было никаких отношений с Рязановым, кроме того, что он не взял меня на роль Шурочки Азаровой в «Гусарской балладе». Были отсняты пробы, но в последний момент он передумал и пригласил Ларису Голубкину. Прошло 15 лет. «Ирония судьбы» принесла режиссеру оглушительный успех, и ему захотелось снять еще один фильм про любовь. К тому времени пьеса «Сослуживцы», написанная Рязановым и Брагинским еще в 1970 году, с большим успехом шла в 134 театрах страны. Он отправил мне в Ленинград пьесу с предложениями «руки и сердца», то есть с просьбой сыграть в новом фильме главную роль без всяких проб. И я согласилась.
— Алиса Бруновна, вы два раза были замужем и оба ваши брака распались. И таких примеров великое множество. Что мешает счастью в актерских семьях?
— Если оба востребованы, оба фанаты своего общего дела, то обычно возникает ревность к творческим успехам друг друга. Наверное, залог стабильности актерских браков в том, чтобы один партнер поставил себя на службу другому. Есть счастливые исключения, когда люди соответствуют друг другу и по темпераменту, и по характеру и при этом либо дополняют друг друга в творчестве, либо занимаются одним делом и при этом не испытывают ревности к успеху другого, которая почти всегда разрушает отношения в творческих семьях. Особенно это происходит, если лидирует женщина.
— У вас есть собственный эталон мужчины?
— Нет. Есть актеры, которые мне нравятся как актеры и совсем не нравятся как мужчины. И наоборот.
— В вашей жизни есть роль, которую вы еще не сыграли и о которой мечтаете?
— Моя вечная тоска по несостоявшейся роли связана с булгаковской Маргаритой. Жизнь странно распределила свои события: когда я могла играть ее по возрасту — этого было делать нельзя, как, впрочем, и читать сам роман Булгакова «Мастер и Маргарита».
— Она близка вам как женщина?
— Как личность. Булгаковская Маргарита — это мистический образ. Между прочим, если бы Цветаева была актрисой, то непременно бы сыграла Маргариту. Если уж говорить, кто Маргарита, то в силу своего человеческого и женского устройства — это Цветаева.
— Как чувствуете себя перед премьерой?
— Мне моя дочка порой говорит: «Мама, когда у тебя премьера впереди или что-то ответственное, то ты как утюг горячий». Бывает, в запале говорю всякое, надо ведь как-то выбрасывать из себя дурные эмоции. Японцы кукол бьют, а мы материмся от души. Да, я тоже могу выразиться будь здоров. Театральная жизнь, закулисная обстановка научили. Но, во-первых, я никогда не позволяю себе выплескиваться на публике, при чужих, а во-вторых, произношу соленые словечки не с такой экспрессией, как, скажем, Виктюк. Хотя Роман Григорьевич очень отходчив, он обругает, а через минуту уже кричит тебе «Браво!».
— Каким, по-вашему, будет театр третьего тысячелетия и вообще будет ли он?
— Театр уже переживал застойные времена и когда появился телевизор, и когда начали распространяться видеомагнитофоны. Театры запустовали, так же, как и кинозалы. Театр, несмотря ни на какие синусоиды, непременно останется жив, потому что это — живое искусство, искусство мгновенного сосуществования и сопереживания. В любом театре есть храмовый эффект, когда и актеры, и зрители дышат вместе и энергетически заряжают друг друга. Этого невозможно испытать перед телевизором, да и в кинотеатре это может быть только усеченно. Только в театре есть тройная линия обмена: сцена — зал — зрители между собою — и обратно сцена. Это треугольник энергетического общения.
— Как правило, тема человеческих отношений вне профессии всегда остается за кадром. Ваш дом открыт для друзей?
— Когда я была моложе, в нашем доме вообще не закрывались двери. Мы жили рядом с театром, и после каждого спектакля у нас собирались актеры. Мы пили чай, болтали, сочиняли, придумывали. Сейчас стала уставать, поэтому в моем доме потише. Но у меня довольно часто живут мои подружки, которые приезжают из Калифорнии, Италии, Берлина, и тогда моя квартира становится гостиницей для друзей.
— Что бы вы хотели убрать в отношениях между людьми?
— Скорее всего, я бы начала с того, что убрала бы зависть. Потому что она ведет за собой очень много пороков: вора рождает зависть и предателя, лжеца, труса. В конце концов революция — от зависти. Это ключевой человеческий порок.
— А от каких своих пороков вы не можете избавиться?
— Я очень много курю и очень давно не могу бросить эту вредную привычку. Я даже прибегала к иглоукалыванию, гипнозу, электропунктуре, но все попытки оказались тщетными. Единственной победой в этой изнурительной борьбе стало то, что теперь курю с мундштуком.
— Что для вас счастье?
— Утром просыпаюсь совершенно несчастным человеком от того, что у меня что-то болит. В мои годы это нормальное явление. Счастье — субстанция приходящая, безостановочного счастья не бывает. Вдруг ты понимаешь, что счастлив, а через несколько минут тебя подстерегает разочарование.
— А в личной жизни вы были счастливы?
— Нет, не хочу сказать, что у меня совсем не было счастья, были, конечно, и счастливые годы. Но все в конце концов разбивалось о мою занятость.
— Вы — самостоятельная женщина?
— Безусловно, а мужчины, как известно, не приемлют женщину, которая отстаивает свою творческую и физическую самостоятельность. И вот этот диссонанс, возникающий в семье, неизбежно разрушает ее.
— Алиса Бруновна, расскажите о своей семье.
— Моя семья — это семья моей дочери. Двое внуков и Варварочка — единственный клубочек моей привязанности. Все, на что у меня хватает сил, — все для них. Знаете, раньше были неосвобожденные парторги, а я — неосвобожденная мама и бабушка. Вся моя любовь сосредоточена там, в Варвариной семье. Они сейчас живут отдельно, но внуки у меня часто бывают. А то, что мы живем не вместе, очень удобно, особенно, когда внуки начинают болеть и их нужно друг от друга изолировать.
— Вам удалось попутешествовать, и есть ли такой уголок на земли, где бы вы хотели прожить другую жизнь?
— Я объездила много стран и такой уголок, наверное, есть. Пожалуй, самое ошеломляющее впечатление на меня произвела Прага. Очень люблю Англию, Лондон. Когда туда попала, было ощущение, что уже жила в какой-то из прошлых жизней. Это совершенно не похожая ни на что страна. Еще совершенно замечательный город Амстердам, отличающийся своей сказочной красотой — такой игрушечный, спокойный город. Как ни странно, совсем не впечатлил меня Париж — европейский перекресток. Жить бы я в нем не хотела, хотя меня никто туда и не звал.
— У Алисы Фрейндлих есть свой секрет молодости?
— Никакого секрета. Немножко стала полнеть, видимо, пришло время, но на диеты не сажусь. Правда, однажды попробовала принимать какие-то таблетки, но поняла, что потом все возвращается на круги своя, и бросила. Единственное, что спасает, — много работаю, много нервничаю. А нервы, как известно, пожирают килограммы как никакая другая таблетка.
— Где обычно встречаете Новый год?
— Дома под елочкой. Мои молодые очень тяготятся сидением за столом, поэтому если они куда-нибудь уходят, то встречаю Новый год с внуками. Это большая радость.
— Чего боитесь в этой жизни?
— Боюсь, что ангел-хранитель, который существует между мной и Богом, перестанет мне помогать…
Влада ПЕРЕПЕЛИЦЫНА
Зеркало Недели, 13 декабря 2002 года
